Венедикт Ерофеев:
Коломна и не только

 

 

 

 

 

Каждый понедельник мы анонсируем пару-тройку книжных новинок, которые кажутся нам интересными. 
Но есть книга, которую мы хотим проанонсировать отдельно. В скором времени мы ожидаем выход труда Олега Лекманова и Ильи Симановского — составленный и прокомментированный ими сборник «Венедикт Ерофеев: Коломна и не только».

 

Олег Лекманов — российский литературовед, доктор филологических наук, профессор факультета журналистики МГУ (1998–2011), профессор факультета филологии ВШЭ (с 2011 по 30 июня 2022), читал лекции в различных зарубежных университетах. С августа этого года — приглашённый профессор в Принстонском университете. Лауреат многочисленных премий, в том числе «Большой книги» за 2019 год совместно с Михаилом Свердловым и Ильёй Симановским за книгу «Венедикт Ерофеев: посторонний».
Наверное, многим известны книги Олега Лекманова и его комментарии о Мандельштаме, Катаеве, работы об акмеизме… 
Илья Симановский — физик, историк литературы, кандидат физико-математических наук. Он — многолетний исследователь жизни и творчества Венедикта Ерофеева.
Книгу «Венедикт Ерофеев: посторонний» мы рекомендуем всем, кто еще ее не читал. 

 

Два года назад вышел составленный Олегом Лекмановым и Ильей Симановским сборник с говорящим названием «Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве».
И вот — новая работа. 

 

Венедикт Ерофеев для сотрудников редакции РАЖ — писатель, с которым связано очень много личного. Я уж не говорю о «Москве — Петушках», которые были проглочены и запомнены чуть ли не наизусть мгновенно. У меня была книжечка 1990 года от некого СП «Интербук», и была недолго, потому что пошла по рукам, гуляла по ним, не всегда аккуратным и чистым, несколько лет, и вернулась в виде совершенно непрезентабельном, словно побывала в той самой электричке. 
Кроме того, пользователи электричек Горьковского направления к этой книге и маршруту до Петушков относились чуть ли не с культовым почтением, причем, можно сказать, еще ДО написания книги. Потому что – картина, как говорится, маслом, и совершенно неискаженная. Я в те годы частенько ездил в этих поездах, и каждое слово поэмы звучало в нем в унисон с каждым глотком выпитого в тамбуре пойла.
Правда, знаменитые коктейли мы в электричке не рисковали смешивать. Один раз смешали дома, но подопытный, выпив чашечку этой невероятной жидкости, тихо сполз по стенке и ушел в астрал, и мы решили не продолжать. Кажется, это был «Дух Женевы»: «В нем нет ни капли благородства, но есть букет. Вы спросите меня: в чем загадка этого букета? Я вам отвечу: не знаю, в чем загадка этого букета. Тогда вы подумаете и спросите: а в чем же разгадка? А в том разгадка, что «белую сирень», составную часть «Духа Женевы», не следует ничем заменять, ни «жасмином», ни «шипром», ни «ландышем». «В мире компонентов нет эквивалентов», — как говорили старые алхимики, а они-то знали, что говорили. То есть, «ландыш серебристый» — это вам не «белая сирень», даже в нравственном аспекте, не говоря уж о букетах».
В общем, хлипковаты мы оказались по сравнению с героями поэмы. 

 

«Москва — Петушки» воспринималась нами сначала легко: этакое увлекательное чтиво, почти блокбастер, хотя драму, трагедию мы там, конечно, видели и чувствовали. Лишь по прошествии времени мы стали понимать: насколько, на самом деле, это непростая вещь, какие серьезные в ней таятся философские корни, какая открывается жесткая правда, и насколько непрост ее автор…
Потом мы познакомились с другими произведениями Венички, увидели постановки «Вальпургиевой ночи». Ее тогда ставили много, но лучшая постановка получилась, пожалуй, в знаменитом студтеатре МГУ в старом здании университета на углу Моховой и Большой Никитской (тогда еще Герцена), сейчас в нем домовая церковь МГУ, Татианы Великомученицы. Ох, лихой был театр! Мало кто сейчас помнит эту драму противостояния театра и церкви, а тогда была невероятно резонансная история...

 

Пьесу ставил главреж театра Евгений Славутин, работая непосредственно с рукописью Ерофеева. Это была, кажется, первая театральная постановка по пьесе. Премьера спектакля состоялась в 1989 году.
«У нашей «Вальпургиевой ночи» есть три особенности. Во-первых, мы первыми её поставили. Во-вторых, её посмотрел автор — Венедикт Ерофеев. В-третьих, писатель высоко оценил наш спектакль, хотя он был жёстким критиком. По щестибалльной шкале, как в фигурном катании, писатель дал моей постановке 5,9», — говорил Славутин.
Гигантское произвела впечатление эта постановка, да и сама пьеса… Невероятное. На всю жизнь осталось…
Драма о Вальпургиевой ночи в постановке Славутина и сейчас идет в театре «Мост», и книги о Веничке издаются. И, написанные с таким вниманием и любовью, таким вниманием и тщательностью, как у Лекманова и Симановского, вызывают очень лиричные чувства. 

 

В новой книге, составленной Лекмановым и Симановским, по словам последнего, «и мемуары, и документы, и сканы рукописей, и редкие фотографии, и генеалогическое древо, и дневник самого Ерофеева с его обсуждением специалистами, и наши статьи...» 
«А главное, конечно, — интервью с друзьями и знакомыми Венедикта Васильевича Ерофеева — уже ушедшими и ныне здравствующими. Подавляющее большинство материалов публикуется впервые», — пишет Илья Симановский в своем ФБ. 

 

Сборник «Венедикт Ерофеев: Коломна и не только» создан биографами писателя в содружестве и соавторстве с Музеем-резиденцией «Арткоммуналка. Ерофеев и Другие» (г. Коломна). 
«Арткоммуналка» выступила и издателем книги, поэтому о ее появлении в продаже (анонсирован январь) лучше следить на сайте музея-резиденции: https://artkommunalka.com. Бумажный тираж сборника очень невелик и, подобно первому изданию «Москвы — Петушков», обещает «быстро разойтись».

 

С разрешения составителей мы приводим небольшой отрывок из будущего издания: воспоминания Юлия Кима.

«Петушки» я прочёл впервые в семьдесят втором году, и через год приблизительно один наш [с Ерофеевым] общий знакомый меня привёл с ним знакомиться туда, в Камергерский переулок, и я сразу оказался в обществе его тусовки. Дым был коромыслом; мы, естественно, с моим приятелем, который меня привёл, притащили с собой пару «огнетушителей» очень такого тёмного, самого бормотушного вида — и оказались в самый раз, потому что там запасы уже иссякли. Вся мизансцена была уже выше описана: то есть Веня лежал где-то там вдали на кушетке — сразу же вспоминался, конечно, Воланд из  «Мастера и Маргариты». И внимал всему, что вокруг происходило. Я пришёл с гитарой и ещё не знал… совершенно не понимал, как мне тут себя вести, тусовка была совершенно не моя. И на меня немножко смотрели насмешливо, потому что я был, пожалуй, старше их всех, и поэтому я был каким-то таким уже задрипанным мэтром, которого надо только снисходительно принимать, если не презирать. Поэтому я сидел, несколько затаившись и подумывал о том, как бы поскорее выпить свой стакан бормотухи и оттуда сбежать по-быстрому, когда кто-то мне сказал: «Ну спой что-нибудь». И я спел несколько песен из своей серии, которая называется «Недоросль». Я снабдил бессмертную комедию Фонвизина приблизительно двадцатью своими песенками, которые успешно прозвучали на сцене Саратовского ТЮЗа в свое время. И я спел несколько песенок и понял, что атмосфера стремительно разворачивается в мою пользу, потому что, по-моему, пару раз Веня одобрительно хмыкнул. И это сразу сказалось на общем отношении ко мне. Я добавил стакана ещё два и ушёл оттуда совершенно свой».

 

Илья Симановский согласился ответить на вопросы РАЖа.

 

— Как и когда вы стали биографом Ерофеева? 

 

— Биографом Ерофеева, да и кого-либо другого я становиться никак не рассчитывал, все получилось почти случайно. В 2017 году Олег Лекманов, который с Михаилом Свердловым уже вовсю писал «Постороннего», попросил меня почитать черновые главы книги и высказать свои впечатления-замечания. Видимо, у Олега была фокус-группа, в которую я вошел, — он вспомнил, что я интересовался Ерофеевым, и как раз в то время пытался отыскать в частных архивах аудиозапись авторского чтения «Вальпургиевой ночи». Таким образом, сначала я стал кем-то вроде внутреннего рецензента свеженаписанных первых глав биографии (забегая вперед, скажу, что при моем участии они довольно сильно видоизменились). Параллельно Олег искал людей, которые общались с Ерофеевым, чтобы их проинтервьюировать, — и я вдруг понял, что у меня есть выход на одного такого человека. Я вызвался взять у него интервью, расшифровал результат и послал Олегу. Человек, которого я проинтервьюировал, среди прочего мне дал контакты своих знакомых, общавшихся с Ерофеевым, — тогда я взял интервью уже у них, — они тоже меня вывели на новые тропинки… И таким образом я втянулся: брал интервью, ездил в архивы, предлагал собственные куски в текст глав. К весне 2018 года внезапно для самого себя я оказался «официальным» биографом Ерофеева, поскольку Олег предложил мне стать соавтором книги. 
 

— Планируете ли вы дальше заниматься исследованием его творчества и жизни, и вообще, творческие планы. 

 

— Мне уже никуда от Ерофеева не деться, как говорят, коготок увяз. Я продолжаю собирать материалы, которые все поступают и поступают, и с одной стороны иногда хочется сказать «горшочек не вари» (я не успеваю полученное обрабатывать и куда-то пристраивать), а с другой — это по-прежнему мне интересно, потому что в биографии Ерофеева остается множество белых пятен. Часть собранного после выхода «Постороннего» материала мы с Олегом «легализовали» в сборниках «Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве» и особенно в новой книге «Венедикт Ерофеев: Коломна и не только». Туда вошло самое интересное, но далеко не все. Так что, я надеюсь, эта книга не последняя. Да и «Постороннего» хотелось бы когда-нибудь улучшить-расширить и даже частично переписать, ведь без учета новых материалов написанная нами биография Ерофеева уже выглядит неполной. Когда это будет и как — что гадать в наши смутные дни? 
Что до других моих проектов — есть еще два, давно начатых, — книга рассказов Арсения Тарковского с обширным комментарием, и цикл программ-подкастов о литературных квартирниках, проходивших в начале 1980-х годов у Александра Кривомазова. У него дома я оцифровал большой архив аудиопленок с записями этих вечеров, — там много уникального. Кстати, Ерофеев там тоже есть. О сроках говорить боюсь, и сам не особенно загадываю. Просто надеюсь, что это реализуется.
 

— В связи с последними событиями вокруг книг Быкова и Акунина ваш прогноз — как будут развиваться события в следующем году в области литературы в России.

 

— Я не компетентен отвечать на этот вопрос, поэтому скажу банально — ничего хорошего не жду, Акунин и Быков явно не последние. Мое им уважение и позор тем, кто проводит в жизнь эту политическую цензуру, которую и цензурой-то не назовешь, тут нужно подобрать какое-то другое слово.

​

Карл РАМАЛЬ