Российский антивоенный
журнал
Игорь Альмечитов
Тёмные «чуланы» истории
Исторические курьёзы.
Происхождение терминов «квасной патриотизм» и «патриотизм сивушный»
Немногие знают, что термин «квасной патриотизм», подразумевающий бездумное и часто необоснованное восхваление всего, что хотя бы частично можно назвать «отечественным», является не плодом коллективного фольклора, родившимся на бескрайних просторах «одной шестой части суши», а принадлежит вполне конкретному человеку. А именно: русскому поэту, публицисту, литературному критику, переводчику, мемуаристу и крупному государственному сановнику князю Петру Андреевичу Вяземскому. Тому самому «князю Вяземскому», который был одним из ближайших друзей и постоянных корреспондентов незабвенного «Алексан Сергеича» Пушкина на протяжении всей сознательной, хотя, увы, и относительно недолгой жизни последнего...
Впервые князем Вяземским словосочетание «квасной патриотизм» было употреблено в его «Письмах из Парижа», опубликованных в 1827 году в «Московском телеграфе» — крупнейшем просветительском журнале того времени.
С конца XVIII века эпистолярный жанр (когда художественное произведение преподносилось в виде писем друзьям и знакомым с философскими наблюдениями или размышлениями об окружающем мире) был едва ли не самым популярным литературным жанром в европейской и русской литературе. Именно в «Письмах из Парижа», П.А. Вяземский писал: «Многие признают за патриотизм безусловную похвалу всему, что своё. Тюрго [французский философ и экономист XVIII века, один из «отцов» экономического либерализма] называл это лакейским патриотизмом, du patriotisme d'antichambre. У нас можно бы его назвать квасным патриотизмом. Я полагаю, что любовь к отечеству должна быть слепа в пожертвованиях ему, но не в тщеславном самодовольстве; в эту любовь может входить и ненависть. Какой патриот, какому народу ни принадлежал бы он, не хотел бы выдрать несколько страниц из истории отечественной, и не кипел негодованием, видя предрассудки и пороки, свойственные его согражданам? Истинная любовь ревнива и взыскательна»...
Поскольку квас считался напитком исконно русским и имел самое широкое распространение по всей Российской империи, то и выражение, отсылающее к знакомому образу для любого русского человека, пришлось ко двору буквально всем сословиям и сразу же стало крылатым. Употребляли его и в шутку, и всерьёз, но всё же никогда не забывая о том, что контекст, в котором его следует использовать, всегда должен был оставаться иронично-насмешливым...
Однако вряд ли кто-то, кроме историков литературы знает или помнит о том, что князем Вяземским в повсеместный оборот бы пущен и другой вполне заслуживающий упоминания термин: «патриотизм сивушный».
В своей «Старой записной книжке» в числе прочего князь П.А. Вяземский писал: «Выражение квасной патриотизм шутя пущено было в ход и удержалось. В этом патриотизме нет большой беды. Но есть и сивушный патриотизм; этот пагубен: упаси Боже от него! Он помрачает рассудок, ожесточает сердце, ведет к запою, а запой ведет к белой горячке. Есть сивуха политическая и литературная, есть и белая горячка политическая и литературная».
К сожалению, настолько яркий термин, как «патриотизм сивушный» не особенно прижился в русском культурном пространстве. Вероятно и прежде всего оттого, что особенно яростным «квасным патриотам» было слишком страшно признавать за собой подобный «грешок», исполненный ксенофобии и откровенной ненависти ко всему, что не вписывалось в их привычный «отечественный миропорядок».
Людям же более адекватным и открыто смотрящим на мир, термин этот вообще не требовался по причинам более чем очевидным, коими были уважение к чужому мнению и достоинству, свободе совести, способности и моральной готовности снять шляпу перед действительно достойными человеческими достижениями. Даже если достижения эти и были совершены не на территории Российской империи и не обязательно соотечественниками «по паспорту» (как и последний факт никак не гарантировал того, что только за принадлежность к определённому государству или нации человек обязан был вызывать к себе уважение...)
Увы, такая разная судьба ожидала два весьма схожих термина, запущенных в повсеместный оборот князем Петром Андреевичем Вяземским. Один термин уже стал крылатым и до сих пор повсеместно используется в русскоязычном культурном пространстве. Другой же, хотя и не менее звучный и многозначный, уже забыт и почти канул в Лету.
Куда пропали 40 000 русских солдат после покорения и оккупации Франции в 1814-1818 годах?
Как ни удивительно, но эмиграция огромного числа жителей Российской империи во Францию (а в данном случае, речь пойдёт именно о Франции, как о конечном «пристанище» для многих вынужденных эмигрантов) после двух революций 1917 года и последовавшей за ними многолетней Гражданской войны была не первым массовым «исходом» русских в нынешнюю Пятую республику...
Мало кто знает об этом, но в рамках освободительного похода Русской императорской армии в Европу в 1813-1814 годах (похода, который фактически поставил точку во всех наполеоновских войнах, как и явился закономерным результатом Отечественной войны 1812 года), а также последующей оккупации Франции силами Антинаполеоновской коалиции, куда входил и Русский оккупационный корпус, вполне осознанно и добровольно в Россию по разным оценкам не вернулось около 40 000 русских солдат...
Впрочем, стоит сразу оговориться, что цифра 40 000 человек весьма оценочна. Более того, противоречива. В публичном же пространстве данные о таком огромном количестве дезертиров появились лишь спустя сто лет после описываемых событий, в 1916 году. Хотя очевидно, из-за Первой мировой войны и проблем с ней связанных на данную информацию ни историки, ни широкая общественность не особенно обратили внимание (а после начала Гражданской войны в России, которая стала логичным продолжением мировой войны и двух революций 1917 года, всем тем более стало не до этого).
И только в начале текущего, XXI века на данные о «40 000 невозвращенцев из Франции» исследователи и историки обратили должное внимание.
Тем не менее, несмотря на откровенно нереальную на первый взгляд цифру дезертиров, даже в исторических документах и письмах современников, которые ссылались на реально существующую «проблему», счёт на «невозвращенцев», оставшихся в свободной Франции и не пожелавших возвращаться во всё ещё крепостническую Россию, действительно шел на тысячи...
Краткой исторической справкой стоит упомянуть, что к моменту битвы под Лейпцигом в октябре 1813 года наполеоновские войны длились уже семнадцать с половиной лет (если считать с Первой итальянской кампании, начавшейся в апреле 1796 года). То есть с того времени, когда будущий император Франции Наполеон Бонапарт был всего лишь дивизионным генералом и ещё не успел даже стать Первым консулом Французской республики.
Именно битва под Лейпцигом (к слову сказать, на тот момент крупнейшее сражение в человеческой истории, «антирекорд» которого по количеству погибших и совокупным потерям сторон не был превзойдён вплоть до Первой мировой войны) стала окончательным переломом во всех наполеоновских войнах. Что в результате и привело к вторжению во Францию союзных сил с участием Российской империи и отречению Наполеона Бонапарта от императорского трона.
В итоге, после нескольких кровопролитных сражений (хотя уже и гораздо меньшего порядка, чем битва под Лейпцигом), союзная коалиция в марте 1814 года захватила Париж, положив конец наполеоновской империи.
Результатом и итогом почти двадцатилетних войн (с учётом попытки Наполеона Бонапарта вторично с помощью армии взойти на престол после первого отречения), стало подписание Парижского Договора 1815 года и трехлетней оккупации Франции войсками Антинаполеоновской коалиции, куда входили Российская, Британская и Австрийская империи, Прусское и Датское королевства, а также ряд относительно небольших германских государств.
Франция была разделена на зоны влияния. Русский оккупационный корпус занимал часть восточной Франции, богатой виноградниками (включая знаменитую историческую область Шампань) и в целом известной своим сельским хозяйством.
До сих пор считается, что именно трёхлетняя оккупация Франции и привила русским любовь к игристым винам до такой степени, что, не считая самой Франции, Российская империя стала крупнейшим потребителем французских вин на ближайшие сто лет, вплоть до начала Первой мировой войны в 1914 году...
В первые же месяцы оккупации со стороны русских военных было зафиксировано немало случаев откровенных грабежей и мародёрства и «прочих бесчинств» в отношении местных жителей. Но постепенно военная горячка улеглась и в целом остаток оккупации, вплоть до 1818 года и окончательного вывода Русского оккупационного корпуса из Франции, прошёл достаточно мирно...
Вполне естественно, что войны вели к повсеместным жертвам, как среди военных, так и среди гражданского населения везде, где только ни проходили сражения. Принято считать, что всего за период Наполеоновских войн непосредственно от боевых действий погибло более трёх миллионов человек (понятно, что статистика эта весьма условна и вероятное количество погибших от боевых действий или их последствий было намного большим). Огромное количество из тех самых жертв пришлось на мужское население Франции, которое часто без разбора призывали на нескончаемые войны, устроенные чересчур амбициозным императором с неумеренными территориальными претензиями и аппетитами. По понятным причинам, многие из солдат так и не вернулись домой, удобрив своими останками (как бы жестоко и цинично это ни звучало) огромные территории континентальной Европы и Северной Африки...
В результате после всех Наполеоновских войн мужское население Франции сократилось настолько, что во многих регионах страны «популяция» мужчин не просто значительно уменьшилась, а, фигурально выражаясь, «устремилась к нулю»...
Именно за время пребывания Русской армии во Франции, начиная с 1814 года, а также официальной трехлетней оккупации страны в 1815-1818 г.г. и произошёл весьма неоднозначный казус, на который историки и ссылаются в своих исследованиях...
Поскольку русская зона оккупации покрывала в основном сельскохозяйственные регионы, где преобладали виноградники, а рабочих рук хронически не хватало, французские фермеры начали предлагать русским солдатам подработать у них на фермах и виноградниках. Российская империя в начале XIX века была страной преимущественно аграрной, потому и подавляющее большинство солдат и унтер-офицеров в ней были деревенскими жителями, привычными к сельскому труду. Более того, за годы армейской службы и непрекращающихся войн сильно истосковавшимися по работе на земле...
Солдаты и унтер-офицеры получили возможность в свободное от службы время заняться привычным и любимым делом, а французские фермеры — рабочие руки, которых им хронически не хватало последние двадцать лет.
В частности, в рукописи А.С. Лыкошина «Русская армия во Франции» рассказывается о жизни русских солдат в оккупированной ими Франции. В числе прочего приводится пример, как во время шестинедельного постоя в Марне многие русские солдаты и унтер-офицеры нанимались на подработки на французские фермы. Причём, французы были откровенно восхищены как честностью русских работников, так и их трудолюбием. Помимо приличной оплаты за работу французы хорошо кормили работников, отвыкших на казённом пайке от сытной домашней пищи, и поили их игристыми винами. Русские, по словам А.С. Лыкошина, «от лёгких вин не пьянели, а только становились румяными». Когда же истёк шестинедельный срок постоя, и русской армии нужно было выдвигаться обратно в Россию, некоторые из французских фермеров пожелали проводить солдат до следующего места ночлега, который был почти в двух десятках верст от предыдущего места постоя. Наутро командиры недосчитались 17 рядовых, которых французы сумели уговорить остаться во Франции и даже жениться на их дочерях.
Опять же стоит учесть, что в Российской империи в то время был крепостнический строй. Многих солдат забирали в армию «из крепости» на двадцатипятилетний срок службы. По сути в ту же «крепость», но уже военную. То есть большая часть жизни нижних чинов в армии факически проходила в рабских условиях, муштре и частых физических экзекуциях. Единственным же избавлением от всего этого была только одна возможность: выжить в армии, которая воевала в то время едва ли не постоянно и уйти на нищенсткую пенсию в 36 рублей в год уже свободным гражданином по выслуге 25 лет. Неудивительно, что возможность проживать жизнью свободного человека, которому фактически предлагали собственное хозяйство с женой в придачу (а в условиях хронического недостатка мужского населения во Франции это решало сразу массу проблем для французских фермеров, начиная с рабочих рук в хозяйстве и заканчивая продолжением своего рода) заставляла многих солдат дезертировать из армии и оставаться во Франции.
Буквально то же самое сообщал в письме своей супруге в 1814 году московский генерал-губернатор граф Ф.В. Ростопчин: «Суди сама, до какого падения дошла наша армия, если старик унтер-офицер и простой солдат остаются во Франции, а из конно-гвардейского полка в одну ночь дезертировало 60 человек с оружием в руках и лошадьми. Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но ещё отдают за них своих дочерей».
Источником же информации, с которой пошла новая волна интереса к «невозвращенцам» из Франции, в начале XIX века послужил московский исторический журнал «Голос минувшего», издававшийся в Москве в 1913-1923 годах (после чего вместе с первой волной русской эмиграции журнал благополучно «переехал» в Париж и еще три года издавался под частично видоизменённым названием «Голос минувшего на чужой стороне»).
В 1916 году на страницах журнала была опубликована часть воспоминаний русского артиллерийского офицера А.М. Барановича «Русские солдаты во Франции в 1813-1814 годах». В «Записках» Барановича в частности говорилось о том, что русские нижние армейские чины, включая рядовых, оставляли свои полки и нанимались работать к французским фермерам на их виноградниках. Фермеры же хорошо оплачивали их труд, сытно кормили и платили очень приличные деньги. Как результат многие из русских солдат решили дезертировать и навсегда остаться во Франции. Как писал сам Баранович: «... нашему рядовому солдату, с руками для всяких работ, легко было найти приют, но офицеру с ничтожным воспитанием… не нашлось бы ни места, ни куска хлеба...»
По сведениям А.М. Барановича, к моменту возвращения российских частей на родину после взятия Парижа многие солдаты не явились в расположение своих подразделений. Общее число оставшихся во Франции только в 1814 году составило около 40 000 человек...
Откуда данная цифра была взята А.М. Барановичем, неизвестно. Здесь вполне возможна и его субъективная оценка.
Дело в том, что к началу 1814 года, то есть непосредственно перед походом на Париж, общая численность русской армии, участвовавшей в той кампании, составляла около 157 000 человек. И даже с учётом ротации и пополнения войск в Русском оккупационном корпусе вплоть до 1818 года, цифра в 40 000 «невозвращенцев» в совокупности выглядит достаточно сомнительной.
Тем не менее, проблема была действительно огромной, о чем свидетельствует тот факт, что император Александр I ещё в августе 1814 года (то есть спустя всего 4,5 месяца после завоевания Парижа и окончания боевых действий в центральной Франции) издал официальный манифест, где обещал, что Российское государство за собственный счёт готово вернуть всех желающих обратно на родину. Более того, правительство не будет преследовать никого из дезертиров и подвергать их каким-либо наказаниям.
Александр I лично просил короля Людовика XVIII, вернувшегося на трон после отречения и ссылки Наполеона Бонапарта, о помощи и содействии в деле возврата «невозвращенцев» на родину. Но, увы, французский король оказался не в состоянии исполнить просьбу российского императора: сами французы, уже породнившиеся с русскими дезертирами, помогали последним скрываться. Беглецы же, наученные горьким и полностью бесперспективным для них опытом службы в армии, государству не доверяли и надеялись только на себя. Понятно, что они не видели никакого смысла менять мирную и зажиточную семейную жизнь во Франции на возвращение к муштре и военным походам...
В заключение же стоит упомянуть тот факт, что согласно российской историографии, официально не зафиксировано ни одного случая, когда кто-либо из русских дезертиров во Франции в начале XIX века вернулся или хотя бы попытался вернуться обратно в Россию...
Маркиз де Кюстин. Шокирующие «Записки о России»
Удивительно, но одна из самых откровенных книг о России была написана иностранцем...
Книга, которая буквально и без преувеличения стала мировым бестселлером, переиздавалась множество раз и до сих пор не только не потеряла своей актуальности, но, кажется, вобрала в себя все те вневременные наблюдения о чертах и особенностях нашей «многострадальной» отчизны, которые актуальны для России в любой исторический период.
Ещё более удивительно, что книгу, написанную в 1839 году и впервые изданную в 1843 году во Франции, официально запрещали в России. И даже в Советском Союзе — стране «с самым справедливым социальным устройством за всю мировую историю» — публиковали, сократив почти в три раза... Книгу, о которой в России до сих пор знают лишь историки и литературоведы и которая вообще неизвестна широкой читающей публике...
Маркиз Астольф Луи Леонор де Кюстин, французский аристократ, родившийся на исходе 18-го века во Франции (то есть времени, когда нынешнюю Пятую республику сотрясали последствия Великой Французской революции, а затем наполеоновских войн) был ярым приверженцем абсолютной монархии. Литератор и путешественник, де Кюстин приобрёл мировую известность прежде всего как автор своих объемных записок о России, которые он написал после трехмесячного пребывания в Российской империи в 1839 году. Книга так и называется — «Россия в 1839 году» (в оригинале — «La Russie en 1839»).
Как поклонник абсолютной монархии, которую он сам не застал и знал лишь из книг или воспоминаний старшего поколения своих современников, де Кюстин решил посетить Россию и воочию убедиться, что самодержавная монархическая власть является наиболее оптимальной формой правления.
По его собственному признанию, де Кюстин, являвшийся убежденным монархистом — цитата: «ехал в Россию искать доводов против республики», а вернулся в родную Францию после трёх месяцев в России, по сути, с полным неприятием абсолютизма как формы правления и государственного устройства.
В его наблюдениях, которые, казалось, шокировали его самого и полностью заставили пересмотреть свои убеждения, де Кюстин размышляет об абсолютной форме правления, которая не только погубила Францию как монархическое государство, но по той же причине может погубить и Россию.
В эпистолярном стиле того времени в течение летних месяцев 1839 года де Кюстин ежедневно записывал свои наблюдения относительно российских реалий, стараясь смотреть на всё окружавшее его максимально непредвзятым взглядом, и оформлял их в форме писем друзьям.
Во время пребывания в России де Кюстин посетил Санкт-Петербург, Москву, Ярославль, Владимир и Нижний Новгород, дольше всего прожив именно в столице империи...
В своей книге взглядом человека, который никогда не бывал в России, но который ехал в эту страну в надежде увидеть в ней прототип ушедшей навсегда абсолютистской Франции, Российская империя описана как государство «варваров» и рабов, всепоглощающего страха и «бюрократической тирании».
После издания книги во Франции её текст вызвал настолько огромный общественный резонанс, что даже официальные власти России начали кампанию по дискредитации книги, заказав у известных авторов критические и нелицеприятные статьи, которые последовательно выходили во Франции.
Увы, книга, в которой описываются «традиционные устои и духовные скрепы» и содержатся далеко не самые лестные отзывы о России в целом, начиная от оценки императора Николая I и высшего света, вплоть до описания нравов крестьянского быта и ментальности простолюдинов так и не дошла до российского читателя, поскольку не была переведена на русский и ознакомиться с ней мог лишь ограниченный круг читателей, говорящих и читающих на французском. Да и сама книга «не была рекомендована» (а фактически попала под запрет цензуры) для распространения в России. Потому вся «буря обсуждений» и критики «Записок» прошла в Европе, не пересекая границ Российской империи...
Тем не менее, буквально вся литературная общественность в России, начиная с Василия Жуковского и заканчивая Фёдором Тютчевым, были возмущены подобным откровенным и нелицеприятным изображением России... хотя, одновременно, едва ли не все «недовольные» отмечали, что большая часть описанного в «Записках» полностью соответствует реальности.
В книге Россия показана в очень мрачных тонах. Высшему обществу де Кюстин приписывает крайнее лицемерие и лишь формальную имитацию европейского стиля жизни и мышления.
Сам де Кюстин, ожидавший от посещения России подтверждения своих «абсолютистских» убеждений, признавался, что там ему было трудно дышать. Везде и во всем чувствовалась тирания, идущая от верховной власти.
В книге де Кюстин замечает, что под влиянием этого формируется и рабский характер русских, которых загнали в узкие рамки раболепия и подчинения. Автор описывает, что во всей России работает принцип пирамидального насилия: император, обладая верховной, более того, абсолютной властью над дворянством и государственными чиновниками, словно формирует образец, по которому его нижестоящие ведут себя соответствующим образом с подчиненными им людьми на всех ступеньках социальной лестницы вплоть до бесправных крепостных, которые не имея никого в подчинении, выплескивают бессильную злобу на членов своих семей уже собственным поведением и отношением к близким, формируя тяжелый, а подчас совершенно невыносимый семейный быт.
В обратном же направлении той самой пирамиды, как отмечает де Кюстин, действуют «законы» лицемерия, раболепия и заискивания. По мнению автора книги, русские лишь пытаются имитировать внешние признаки европейского образа жизни для того, чтобы их воспринимали во всем мире могущественной нацией. Явный признак всего этого, как пишет де Кюстин, это максимально и болезненно выраженное честолюбие русских...
И лишь свободных крестьян, которых не коснулись крепостные отношения, де Кюстин хвалит за открытый и свободолюбивый образ жизни и характер.
Одна из самых известных и наиболее расхожих цитат из его книги вобрала в себя как аннотация основное содержание наблюдений автора:
«Когда солнце гласности взойдет, наконец, над Россией, оно осветит столько несправедливостей, столько чудовищных жестокостей, что весь мир содрогнется. Впрочем, содрогнется он не сильно, ибо таков удел правды на земле. Когда народам необходимо знать истину, они её не ведают, а когда, наконец, истина до них доходит, она никого уже не интересует, ибо злоупотребления поверженного режима вызывают к себе равнодушное отношение».
В Советском Союзе в 1930 году выпустили вариант книги де Кюстина сокращенный почти в три раза. Книга была названа «Николаевская Россия». Более того, перевод намеренно был сделал с грубыми неточностями и искажениями слов автора.
В самом предисловии к изданию уже было указано, что текст сильно сокращён, поскольку не было смысла публиковать — цитата: «много излишних семейных и автобиографических подробностей, чрезвычайно ча́сты повторения, встречаются обширные и не всегда идущие к делу исторические экскурсы, и …книга Кюстина перегружена философскими размышлениями».
В первом советском издании книги 1930 года из оригинального текста были изъяты буквально все мысли, подтверждающие генеральный тезис книги, а именно: о пагубности единоличной и бесконтрольной власти, о централизации бюрократического аппарата для управления настолько огромной страной.
Опять же, из оригинала были убраны и прогнозы де Кюстина о том, что революция в России неизбежна, если не изменить систему управления государством. А также об основных движущих силах революции в России.
Первый же полный текст книги на русском языке был издан лишь в 1999 году небольшим тиражом, после чего переиздавался еще несколько раз.
Достаточно лишь привести слова известного американского политика Збигнева Бжезинского как суммированное мнение историков и политологов о книге и России в целом. Слова, которые Бжезинский опубликовал в аннотации к американскому изданию «Записок» в 1987 году:
«Ни один советолог ещё ничего не добавил к прозрениям де Кюстина в том, что касается русского характера и византийской природы русской политической системы. В самом деле, чтобы понять современные советско-американские отношения во всех их сложных политических и культурных нюансах, нужно прочитать всего лишь две книги: «О демократии в Америке» де Токвиля и кюстинскую «Ля Рюсси».
Чтобы проиллюстрировать несколько основных мыслей автора книги, достаточно привести несколько наиболее известных и показательных цитат де Кюстина из его «Записок о России»:
— «Россия — страна совершенно бесполезных формальностей».
— «Каждый старается замаскировать пред глазами властелина плохое и выставить напоказ хорошее».
— «Богатые здесь не сограждане бедных».
— «… изо всех европейских городов Москва — самое широкое поле деятельности для великосветского развратника. Русское правительство прекрасно понимает, что при самодержавной власти необходима отдушина для бунта в какой-либо области, и, разумеется, предпочитает бунт в моральной сфере, нежели политические беспорядки. Вот в чем секрет распущенности одних и попустительства других».
— «Недобросовестность печально отражается на всем и в особенности на коммерческих делах».
— «… нерасположение к суду кажется мне верным признаком несправедливости судей».
— «… в армии — невероятное зверство…»
— «Полиция, столь проворная, когда нужно мучить людей, отнюдь не спешит, когда обращаются к ней за помощью».
— «Обилие ничтожных, совершенно излишних мер… делает необходимым наличие бесконечного множества всякого рода чиновников».
— «… армия чиновников, эта сущая язва России. Эти господа образуют нечто вроде дворянства…».
— «Россией управляет класс чиновников… и управляет часто наперекор воле монарха… самодержец всероссийский часто замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в котором он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел. Этот предел положен ему бюрократией…».
— «В России монарх может быть любим народом, даже если он недорого ценит человеческую жизнь».
— «В [Петропавловской] крепости погребают императоров и содержат государственных преступников — странный способ чтить мертвецов!»
— «В России всякий правитель — бог, всякая монархиня — Армида и Клеопатра».
— «В России единственный дозволенный шум суть крики восхищения».
В заключение этого короткого очерка ещё раз стоит напомнить о том, что всё это было написано де Кюстином почти два века назад, в 1839 году. Выводы же из прочитанного и собственные умозаключения любой читатель вправе сделать самостоятельно...
Исторический курьёз. Два императора в одной избе
Несмотря на совсем недолгое царствование императора Павла I, количество курьёзных, а то и откровенно комичных историй, пришедшихся на неполные четыре с половиной года его правления, кажется явно чрезмерным на единицу времени.
И причиной тому не только своеобразный характер императора и особенности его мышления, но и то число часто весьма сомнительных для пользы государства реформ, которые были им инициированы за такой недолгий по историческим меркам срок.
Тем не менее, помимо многих и явных нелепостей, к которым вела государственная политика Павла I, и в его частной жизни (если таковая вообще есть у императоров) происходили ситуации настолько комичные, что они вполне были бы достойны пера Мольера, родись великий французский комедиограф на пару веков позже...
Одна из таких историй случилась во время поездки Павла I в Казань и рассказана была князем Петром Михайловичем Волконским, который состоял адьютантом при великом князе Александре Павловиче и также сопровождал императора в том путешествии в числе прочих придворных и иной государевой челяди.
Баронет Яков Васильевич Виллие, лейб-хирург императора Павла I, а затем и лейб-хирург императоров Александра I и Николая I, будущий организатор военно-медицинского дела в российской армии, шотландец по происхождению, сделавший, как обычно говорят в таких случаях, головокружительную карьеру при Российском дворе, также сопровождал государя в этой поездке.
К слову сказать, именно лейб-хирург Виллие в дальнейшем подписал то самое медицинское заключение, свидетельствующее, что император Павел I умер не от удушения шелковым шарфом и ударом золотой табакеркой по голове в результате дворцового заговора, а «всего лишь» от апоплексического удара... Впрочем, всё это случилось намного позже описанной в данном очерке комичной ситуации.
Во время же поездки в Казань лейб-хирург состоял непосредственно при наследнике престола великом князе Александре Павловиче. В результате банальной дорожной неразберихи во время одной из ночёвок в пути ямщик завёз Виллие на ночлег в избу, где разместился император Павел I, который к тому моменту уже готовился лечь в постель.
В дорожной одежде, уставший и запыленный Вилие вошёл в избу, к которой его доставил ямщик и увидел перед собой императора в ночной пижаме. Можно представить себе, в каком шоке пребывал придворный лекарь в тот момент, как и нешуточное удивление императора из-за неожиданного «вторжения».
Естественно, Вилие рассыпался в извинениях за допущенную ошибку. Но, судя по всему, император был в добром настроении и лично решил разобраться в непонятной ситуации. Он спросил у Виллие, как тот к нему попал. На что Виллие сослался на бестолкового ямщика, который привёз его отчего-то к «императорской избе», вместо отведённого места для ночлега непосредственно для лейб-медика.
Император (очевидно, в отсутствие более важных государственных дел) потребовал послать за ямщиком. Того тут же привели в «императорскую избу».
На вполне логичный вопрос государя: почему ямщик привез лейб-хирурга к нему в избу, тот ответил, что его «пассажир» сказал, что он «анператор», потому-то он и доставил его сюда.
— Врёшь, дурак! — со смехом воскликнул Павел I. — Император — это я, а он — оператор.
— Извини, батюшка, — с испугом ответил ямщик, прижимая шапку к груди и кланяясь государю в ноги, — я не знал, что вас двое.
И.В. Сталин: «Без суда расстрелять 50 000 эсесовцев»
Одна из интересных историй, связанных со Второй мировой войной была рассказана более чем авторитетным источником, которому трудно не доверять. А именно: едва ли не самым авторитетным мировым политиком прошлого столетия сэром Уинстоном Черчиллем.
История эта случилась, вероятнее всего, во время Ялтинской конференции в феврале 1945 года, когда прошла вторая многостороння встреча «Большой тройки» союзников в лице СССР, Великобритании и США с участием лично лидеров трёх стран И.В. Сталина, Уинстона Черчилля и Теодора Рузвельта соответственно.
Всем здравомыслящим людям уже было понятно, что исход войны предрешен, и единственное, что ещё оставалось не до конца ясным — сколько времени продлится кровопролитие и какие ресурсы потребуются от трёх стран и их союзников для окончательной победы над Третьим Рейхом и странами «оси» в целом.
На конференции в числе прочего обсуждалось и устройство послевоенного мира, и то, что делать с непосредственными участниками войны на стороне фашистской Германии.
По воспоминаниям тогдашнего премьер-министра Великобритании, в один из моментов встречи Сталиным за совершённые преступления и в назидание потомкам было внесено предложение без какого-либо суда расстрелять 50 000 эсэсовцев только за принадлежность к преступной организации.
Президент США Теодор Рузвельт казался убеждённым аргументами Сталина и уже был готов принять его сторону в этом вопросе, но Уинстон Черчилль категорически возразил: какой бы преступной ни была организация, присутствующим на встрече не пристало уподобляться нацистам, и Британская империя никогда не согласится с подобным беззаконием. И решение по наказанию эсесовцев должен принимать исключительно послевоенный суд в международном составе.
Сталин продолжал настаивать. Рузвельт колебался. Черчилль принципиально и аргументированно не соглашался.
В результате страсти накалились настолько, что в один из моментов Черчилль встал из-за общего стола и вышел из помещения. Пройдя через коридор, он вошёл в одну из комнат Ливадийского дворца, где и проходила конференция, чтобы успокоиться.
Как свидетельствуют его собственные воспоминания (или «мифы» того времени, выдаваемые за воспоминания премьер-министра Великобритании) через пару минут в ту же комнату тихо, как обычно по-кошачьему, вошёл Сталин. Он подошёл к Черчиллю сзади и даже слегка приобнял его, словно извиняясь за свою жесткую позицию во время переговоров.
После чего извиняющимся тоном начал что-то говорить на своём родном грузинском. После такого неожиданного выражения дружеских чувств накал страстей начал спадать, и Сталин с Черчиллем вернулись в комнату для переговоров...
Сами переговоры сразу же продолжились, но Сталин больше ни разу не вернулся в своей аргументации и требованиях к вопросам массовых досудебных казней...
Исходя из того, что «сталинская эпоха» была самым закрытым временем в истории нашей страны, сейчас трудно сказать, случилось ли всё описанное в реальности или нет... С другой стороны, история эта выдаётся за личные воспоминания Уинстона Черчилля и не верить ей также нет никакой причины.
Посему, как обычно, оставим на усмотрение вдумчивого и дотошного читателя вопрос о доверии к описанному случаю, когда принципиальная роль британского премьер-министра в отношении справедливого правосудия для всех без исключения сыграла, вероятно, немалую роль в устройстве послевоенной демократической Европы и мира в целом.
Исторические курьёзы. Сталин: «А не лучше ли вам начать с Туруханской ссылки?»
В глубинах советского общества, при всей закрытости системы и государственных границ, а также боязни людей признаться даже себе самим в очевидно низком уровне жизни, родилось множество легенд и «мифов», за которыми люди словно бы прятались от неустроенной однообразной реальности. Устный «фольклор» выпускал «лишний пар» народа в анекдотах или придумывал «сказания о былинных богатырях»... как и о «добром царе-батюшке», каждая шутка или каждое деяние которого достойны были остаться «в веках». Причем, часто оставалось неважным — о положительном или ужасающем повествовали истории, десятилетиями передававшиеся из уст в уста советскими людьми.
И окончательно зацементировал подобное словотворчество, скрепленное десятилетиями внутренней несвободы, вбитый в сознание людей ещё с младенческих пелёнок некий «обязательный долг» перед государством. Как и идущий с «неподъёмным долгом» рука об руку своеобразный «квасной патриотизм». Ибо, несмотря на очевидную окружающую несправедливость, мало кому хотелось признаваться даже самим себе в том, что подавляющее большинство советских людей живёт в малопривлекательной социальной реальности, где от каждого брали по способностям, а давали всего лишь «по остаточному признаку». Да и то больше обещаниями скорого наступления некоего обобщенного и размытого «светлого будущего».
Потому советскому человеку поневоле приходилось мириться с тем, что его окружало. А подчас даже «влюбляться» в единственно верную и справедливую систему, отождествляя и себя с ней от безысходности, неумения и часто нежелания хоть что-либо изменить в собственной жизни. Как и самому полуосознанно становиться её неотъемлемой частью. Плотью от плоти её, намертво прикованной к коварной системе некими «духовными скрепами». Где единственным успокоением, просветом и единственной отдушиной были насмешки и анекдоты всё над той же системой и глубинная вера «в былинных богатырей» и справедливого «царя-батюшку»...
Замкнутая «экосистема» со своими моралью и сомнительными ценностями, не выходящими за пределы такой же замкнутой и ограниченной духовности. Словно в бесконечном движении по ленте Мёбиуса: замкнутом круге, с детства ограниченном вбитыми в сознание советского человека идеями о всеобщем благоденствии и равенстве... для успокоения своей же совести и примирения со своими персональными «демонами».
А впрочем, всё это — наблюдения обобщенно-умозрительные. Большинство же тех самых историй о «всегда мудром и справедливом царе-батюшке» прочно связаны с «отцом народов», как любовно называла товарища Сталина вся советская пресса...
Одна из таких историй — как гласит советская «мифология» — могла иметь место в конце 40-х годов прошлого века в Москве. Проверить подлинность той забавной ситуации, естественно, невозможно. Да в общем-то и незачем. Потому — только на усмотрение взыскательного читателя остаётся верить в очередную легенду о «мудром и ироничном царе-батюшке советского разлива» или нет.
... известному грузинскому актёру Михаилу Геловани, народному артисту СССР и лауреату четырёх Сталинских премий впервые было доверено сыграть роль Сталина в 1937 году ещё будучи актером Тбилисского театра имени Шота Руставели.
В дальнейшем, как свидетельствует советская историография, Геловани неоднократно играл Сталина и в кино, и на сцене МХАТ после того, как в 1942 году он присоединился к труппе знаменитого московского театра.
Ходили вполне обоснованные слухи, что «отцу народов» нравился тот образ несгибаемого, мудрого и ироничного Сталина, каким преподносил его зрителям Геловани... Как ходили и другие слухи, что знаменитому актёру благодаря его частому воплощению в образе вождя неоднократно прощали такие слова и поступки, из-за которых любого другого жителя Советского Союза давно бы отправили «далеко и очень надолго»...
Также, в контексте данного повествования, необходимо упомянуть и один из фактов биографии самого И.В. Сталина. Того факта, который в своё время был известен буквально каждому советскому школьнику, став едва ли не «культурным кодом» сталинской эпохи и не требовал никаких дополнительных пояснений у современников. Дело в том, что за революционную деятельность Сталина неоднократно арестовывала царская полиция. Более того, несколько лет он фактически провёл в ссылках. Самой долгой из которых оказалась ссылка в Туруханском крае Енисейской губернии, где будущий «вождь народов» безвыездно находился более трёх с половиной лет — с марта 1913 года вплоть до конца осени 1916 года. Именно этот факт и будет важен для нижеследующей курьёзной истории...
Как свидетельствует всё тот же самый устный советский фольклор, то ли до съёмок двухсерийного фильма «Падение Берлина», то ли непосредственно во время съемок Геловани неоднократно просил всех знакомых и «сильных мира сего», которые могли каким-то образом донести до Сталина его просьбу о встрече с «отцом народов». Якобы и сама причина была достаточно банальной: Геловани уже второе десятилетие воплощал образ Сталина на сцене и в кино, а лично так ни разу и не встретился со своим прототипом.
В результате Михаила Геловани представили Сталину (по другой версии с «отцом народов» известный актёр так ни разу и не встретился).
Во время недолгой аудиенции в числе прочего Геловани — очевидно в порыве откровенности и влияния на него «обаяния» вождя — попросил Сталина о возможности пожить пару недель на одной из дач Сталина для того, чтобы ещё больше вжиться в образ своего прототипа.
После настолько явной и откровенной лести, как и скрытого шантажа со стороны актёра, Сталин лишь хитро усмехнулся и ответил следующее: «А не лучше ли вам, товарищ Геловани, для создания моего образа начать с Туруханской ссылки?»
P.S. Естественно, ни на какую из сталинских дач Геловани пожить не пустили, но фильм «Падение Берлина» в прокат вышел, и в 1950-м году стал одним из лидеров советского кинопроката, заняв третье место по популярности (фильм посмотрело более 38 миллионов зрителей), даже несмотря на то, что сама кинокартина являет собой яркий пример откровенной «Сталиниады».
Интересен и тот факт, что после знаменитого XX съезда КПСС в феврале 1956 года, где был заклеймён культ личности Сталина, фильм сразу пропал из советского проката. Сам же Геловани ненадолго пережил своего прототипа и умер в конце 1956 года от сердечного приступа в 63 года в ещё относительно не старом возрасте.
Исторические курьёзы. Сталин: «Вот и поезжай в родное село!»
Удивительно, как при всеобщем «патриотизме» и беззастенчиво демонстрируемой «любви» к родине, все советские люди «хоть краем глаза» мечтали увидеть «заграницу» и лично убедиться, как приходит в упадок давно «загнивающий Запад».
И вполне естественно, что именно относительно этих, глубоко скрытых и почти подсознательных желаний советских людей, по безбрежным просторам одной шестой части суши ходило много историй, которые в той или иной мере подтверждали, что огромное количество жителей СССР лично хотели убедиться в силе любви и привязанности к своей необъятной родине именно за пределами «железного занавеса»...
... Говорят, эта история произошла на самом деле. Хотя, зная, как на «базе» слухов и домыслов формировалась советская фольклорная «мифология», можно с такой же уверенностью сказать, что история эта вполне могла быть и выдуманной...
Поэтому, как обычно, оставим на суд взыскательного читателя решение верить или не верить тому, что описано ниже...
... солист Большого театра, советский и российский оперный певец, будущий Герой Социалистического Труда, будущий лауреат двух Сталинских премий, Народный артист СССР и прочая, и прочая… Иван Семёнович Козловский, как считается, у «отца народов и гения всех времён» И.В. Сталина пользовался большим уважением и личным расположением.
Тем более что сам Козловский был плотью от плоти своего народа. Родившись в 1900-м году в селе Марьяновке Киевской губернии Российской империи в крестьянской семье, он всего достиг благодаря своей трудоспособности и немалым вокальным талантам.
Однажды после одного из концертов, который прошёл то ли в Кремле, то ли в Большом театре и где непосредственно присутствовал «отец народов», Козловский лично от Сталина получил более чем одобряющие похвалы и комплименты.
Понимая, что второго такого шанса у него больше не будет, либо случиться он мог годы спустя, Козловский «пошёл ва-банк» и решил заручиться личным одобрением Сталина в осуществлении собственной мечты.
Как свидетельствуют самые надёжные источники, которым в нашем советском прошлом верили буквально все от мала до велика, а именно слухи, между Козловским и «гением всех времён» произошёл следующий короткий диалог, который в очередной раз подтвердил, насколько тонким и даже до определённой степени изысканным было чувство юмора у «вождя народов».
— Иосиф Виссарионович, благодарю вас за комплимент! — с неподдельной радостью произнёс Козловский в ответ на похвалу Сталина. — Вы знаете, я никогда раньше не бывал за границей! Очень хотелось бы съездить, обменяться опытом с заграничными певцами и, возможно, научиться чему-то новому.
Сталин выслушал взволнованный «монолог» Козловского добродушно улыбаясь. После чего задал простой вопрос «в лоб»:
— А не убежишь за границу?
— Иосиф Виссарионович! — взмолился оскорблённый в лучших чувствах артист, прижав ладони к груди. — Что вы! Мне моё родное село дороже, чем вся заграница!— И правильно! — поставил окончательную точку в диалоге «отец народов».
— Молодец! Вот и поезжай в родное село!
Личный врач Сталина: «Только люди и крысы убивают себе подобных, не испытывая чувства голода...»
Всем поклонникам и апологетам сталинской эпохи — времени, когда арестовывали и сажали всех и за всё, а если не было явного повода, то просто в виде «сопутствующих факторов» — стоило бы периодически задумываться о том, что сами они вполне могли оказаться не с той стороны колючей проволоки «во время великих свершений». И хорошо, если бы для них всё закончилось несколькими годами лагерей в завшивленных бараках и подорванными на всю оставшуюся жизнь здоровьем и репутацией. Исход для них мог оказаться и гораздо более плачевным.
С другой стороны, неизвестно, что было лучше в то время — быстрая смерть или годы унижений и фактического рабства на лесоповалах, золотых приисках и «стройках века» и хроническое ощущение собственного бессилия и разочарования в человеческой натуре.
А впрочем, не стоит забывать, что люди и «с этой стороны колючей проволоки» или нынешние хозяева жизни (естественно, разные на каждый отдельный момент времени) также целыми этапами отправлялись в лагеря или в мир иной, едва успев «сдать вахту» следующей смене грядущих «невозвращенцев».
Не так сложно размышлять о делах давно минувших «между делом» и «по настроению», сидя в теплых квартирах. Гораздо сложнее представить свою жизнь в аду, которому буквально не видно конца, и где единственной целью каждого дня было дожить до дня следующего. В хроническом голоде, холоде и постоянном моральном и физическом унижении.
Возможно, именно к подобному «сталинскому» результату приходило и будет приходить любое желание насильно насадить всеобщее счастье и, «невзирая ни на какие жертвы» создать общество повсеместного благоденствия. Когда, разогнав маховик, который уже невозможно остановить, и не имея больше врагов реальных, для того, чтобы оправдать свое нахождение «возле центра распределения благ» власть имущие в «прекрасном советском прошлом» начинали выдумывать врагов мнимых, уничтожая буквально всё, что попадалось «под горячую руку»...
Знаменитому советскому терапевту и кардиологу, личному врачу «отца народов и гения всех времён» И.В. Сталина, а также всей кремлёвской верхушки советского государства Виноградову Владимиру Никитичу «повезло» больше других. Его арест по знаменитому «делу врачей» продлился «всего» около пяти месяцев — с ноября 1952 года по начало апреля 1953 года. И если бы не «скоропостижная» смерть «отца народов», семидесятилетний врач вряд ли пережил бы ещё несколько месяцев заключения. Виноградова, помимо «стандартного антисоветского набора», обвиняли также в смерти члена Политбюро ЦК ВКП(б) А.А. Жданова (умершего, как гласило медицинское заключение, от инфаркта и человека годами пьющего без меры и совершенно не следящего за своим здоровьем), так и «в попытке организации покушения лично на товарища Сталина» (которого Виноградов якобы собирался медленно и незаметно годами отравлять мышьяком).
Чтобы «выбить» из Виноградова «чистосердечное признание» в совершенных преступлениях, пожилого человека систематически избивали на допросах, не говоря о постоянном моральном унижении и шантаже жизнями близких людей...
Со смертью «вождя народов» само «дело врачей» из-за отсутствия состава преступления моментально рассыпалось как карточный домик. Виноградова, как и миллионы других заключенных выпустили на свободу и полностью реабилитировали (увы, огромное количество тех, кого реабилитировали помимо Виноградова, умерли в лагерях или на допросах у «гуманных советских следователей» и не смогли лично «пособолезновать» смерти вождя).
Как гласит одна из легенд, связанных с Виноградовым, избитый следователями и в состоянии едва ли не делирия, он согласился со всеми обвинениями и при этом добавил, очевидно уже не в силах понять, как всего за несколько лет «великая идея о всеобщем братстве и равенстве» переродилась в свою полную противоположность — крайнюю форму опричнины и кромешности: «Только люди и крысы убивают себе подобных, не испытывая чувства голода...»
Исторические курьёзы. Два «лица» маршала Жукова
Все мы давно привыкли воспринимать исторических личностей в стереотипно-привычном образе, нарисованном неизвестно кем и не углубляясь в детали жизни и характера того или иного «культового персонажа».
Школьная программа отечественной истории, воплощённые кинообразы, повсеместные памятники и мемориальные доски закрепили в нашем сознании однозначную трактовку и восприятие той или иной исторической личности. Закрепили настолько, что с течением времени без какого-либо сомнения и доли здоровой критики мы уже и сами готовы «перегрызть глотку» любому, кто пытается бросить тень на расхожее мнение, уже зацементированное в общественном коллективном сознании.
Тем сложнее становится «просыпаться» и расставаться с иллюзиями. К тому же понимая, что иллюзии эти были лишь массовым продуктом «широкого потребления» и часто не имели ничего общего с историческими фактами, подкреплёнными однозначно толкуемыми историческими документами и воспоминаниями современников. К тому же, не дающими никаких сомнений и двояких толкований в том, как то или иное дело обстояло на самом деле.
Когда углубляешься в те самые архивы, которые, казалось, давно покрыты пылью и наполнены сухими и совершенно неинтересными для восприятия формулировками, удивляешься ещё больше, понимая, что читаются архивные документы более захватывающе, чем иные остросюжетные бестселлеры.
В данном очерке будут приведены лишь несколько официальных документов второй половины сороковых годов прошлого века, наглядно иллюстрирующие, почему Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, которого с брежневских времён и по настоящие дни гордо именуют громким титулом «Маршал Победы», впал в немилость не только у И.В. Сталина, но и у всего высшего политического и военного руководства страны и к чему, как видно из приведённых ниже архивных документов, были все основания.
В приведённых исторических документах нет ни огульной критики, ни такого же огульного восхваления неоднозначной исторической личности. Выводы же — по факту прочитанного — каждый может сделать самостоятельно.
Ниже — хронологически изложенные официальные документы, от которых будет сложно оторваться даже очень взыскательному читателю...
ПРИКАЗ МИНИСТРА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СОЮЗА ССР
№ 009 9 июня 1946 г. г. Москва.
Совершенно секретно.
Совет Министров Союза ССР постановлением от 3 июня с. г. утвердил предложение Высшего военного совета от 1 июня об освобождении маршала Советского Союза Жукова от должности главнокомандующего сухопутными войсками и этим же постановлением освободил маршала Жукова от обязанностей заместителя министра Вооруженных Сил.
Обстоятельства дела сводятся к следующему.
Бывший командующий Военно-Воздушными Силами Новиков направил недавно в правительство заявление на маршала Жукова, в котором сообщал о фактах недостойного и вредного поведения со стороны маршала Жукова по отношению к правительству и Верховному Главнокомандованию.
Высший военный совет на своем заседании 1 июня с.г. рассмотрел указанное заявление Новикова и установил, что маршал Жуков, несмотря на созданное ему правительством и Верховным Главнокомандованием высокое положение, считал себя обиженным, выражал недовольство решениями правительства и враждебно отзывался о нем среди подчиненных лиц.
Маршал Жуков, утеряв всякую скромность, и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе, в разговорах с подчиненными, разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны, включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения.
Более того, маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному Главнокомандованию.
Будучи назначен главнокомандующим сухопутными войсками, маршал Жуков продолжал высказывать свое несогласие с решениями правительства в кругу близких ему людей, а некоторые мероприятия правительства, направленные на укрепление боеспособности сухопутных войск, расценивал не с точки зрения интересов обороны Родины, а как мероприятия, направленные на ущемление его, Жукова, личности.
Вопреки изложенным выше заявлениям маршала Жукова на заседании Высшего военного совета было установлено, что все планы всех без исключения значительных операций Отечественной войны, равно как планы их обеспечения, обсуждались и принимались на совместных заседаниях Государственного Комитета Обороны и членов Ставки в присутствии соответствующих командующих фронтами и главных сотрудников Генштаба, причем нередко привлекались к делу начальники родов войск.
Было установлено далее, что к плану ликвидации сталинградской группы немецких войск и к проведению этого плана, которые приписывает себе маршал Жуков, он не имел отношения: как известно, план ликвидации немецких войск был выработан и сама ликвидация была начата зимой 1942 года, когда маршал Жуков находился на другом фронте, вдали от Сталинграда.
Было установлено, дальше, что маршал Жуков не имел также отношения к плану ликвидации крымской группы немецких войск, равно как к проведению этого плана, хотя он и приписывает их себе в разговорах с подчиненными.
Было установлено, далее, что ликвидация Корсунь-Шевченковской группы немецких войск была спланирована и проведена не маршалом Жуковым, как он заявлял об этом, а маршалом Коневым, а Киев был освобожден не ударом с юга, с Букринского плацдарма, как предлагал маршал Жуков, а ударом с севера, ибо Ставка считала Букринский плацдарм непригодным для такой большой операции.
Было, наконец, установлено, что признавая заслуги маршала Жукова при взятии Берлина, нельзя отрицать, как это делает маршал Жуков [умалчивать о том], что без удара с юга войск маршала Конева и удара с севера войск маршала Рокоссовского Берлин не был бы окружен и взят в тот срок, в какой он был взят.
Под конец маршал Жуков заявил на заседании Высшего военного совета, что он действительно допустил серьезные ошибки, что у него появилось зазнайство, что он, конечно, не может оставаться на посту главкома сухопутных войск и что он постарается ликвидировать свои ошибки на другом месте работы.
Высший военный совет, рассмотрев вопрос о поведении маршала Жукова, единодушно признал это поведение вредным и несовместимым с занимаемым им положением и, исходя из этого, решил просить Совет Министров Союза ССР об освобождении маршала Жукова от должности главнокомандующего Сухопутными войсками.
Совет Министров Союза ССР на основании изложенного принял указанное выше решение об освобождении маршала Жукова от занимаемых им постов и назначил его командующим войсками Одесского военного округа.
Настоящий приказ объявить главнокомандующим, членам военных советов и начальникам штабов групп войск, командующим, членам военных советов, начальникам штабов военных округов и флотов Министр Вооруженных Сил Союза ССР Генералиссимус Советского Союза И. СТАЛИН
АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 442. Лл. 202—206. Подлинник. Машинопись.
Письмо Г.К. Жукова И.В. Сталину
21 февраля 1947г.
Исключение меня из кандидатов ЦК ВКП(б) убило меня.
Я не карьерист и мне было легче перенести снятие меня с должности главкома сухопутных войск. Я 9 месяцев упорно работал в должности командующего войсками округа, хотя заявление, послужившее основанием для снятия меня с должности, было клеветническим.
Я Вам лично дал слово в том, что все допущенные ошибки будут устранены.
За 9 месяцев я не получил ни одного замечания, мне говорили, что округ стоит на хорошем счету.
Я считал, что я сейчас работаю хорошо, но видимо начатая клеветническая работа против меня продолжается до сих пор.
Я прошу Вас, т. Сталин, выслушать меня лично и я уверен, что Вас обманывают недобросовестные люди, чтобы очернить меня.
ЖУКОВ
АПРФ Ф 3 Оп 58 Д 304 Л 208 Автограф
ПРОТОКОЛ № 9 ЗАСЕДАНИЯ ПЛЕНУМА ЦК ВКП(б) от 21, 22, 24, 26 ФЕВРАЛЯ 1947 года
Присутствовали:
Члены ЦК ВКП(б) тт. Андреев, Андрианов, Багиров, Бадаев, Берия, Борков, Буденный, Булганин, Вознесенский, Ворошилов, Вышинский, Двинский, Деканозов, Ефремов, Жданов, Задионченко, Захаров, Зверев, Каганович, Корниец, Коротченко, Косыгин, Кузнецов А.А., Кузнецов Н.Г., Куусинен, Лозовский, Маленков, Малышев, Мануильский, Микоян, Митин, Михайлов, Молотов, Никитин, Патоличев, Пегов, Первухин, Пономаренко, Попов, Поскребышев, Поспелов, Пронин, Рогов, Седин, Скворцов, Сталин, Суслов, Тевосян, Тимошенко, Фадеев, Хрущев, Шверник, Шкирятов, Юсупов.
Канд[идаты] в члены ЦК
тт. Александров, Алемасов, Багаев, Бакрадзе, Бенедиктов, Бойцов, Власов, Гвишиани, Гоглидзе, Горкин, Громов, Гусаров, Денисов, Доронин, Жаворонков, Запорожец, Зотов, Игнатьев, Калнберзин, Карташев, Кафтанов, Кобулов, Колыбанов, Комаров, Конев, Круглов, Крутиков, Кулаков, Куприянов, Макаров, Масленников, Мерецков, Никишев, Носенко, Попков, Родионов, Селезнев, Сердюк, Серов, Снечкус, Соснин, Старченко, Сторожев, Тюленев, Хохлов, Чарквиани, Черноусов, Чуянов, Штыков, Щаденко, Юмашев.
Члены Центральной Ревизионной Комиссии
тт. Абдурахманов, Аношин, Бойцов, Бочков, Булатов, Владимирский, Голиков, Грекова, Дукельский, Игнатьев, Кабанов, Киселев, Кривонос, Кудрявцев, Кузнецов И.А., Кузнецов Ф.Ф., Кулатов, Кулиев, Курбанов, Линкуй, Лобанов, Лукин, Любимов, Мишакова, Мищенко, Молоков, Москатов, Огородников, Панюшкин, Пересыпкин, Пирузян, Попов, Протопопов, Смирнов, Тарасов, Трибуц, Ундасынов, Цанава, Шаталин.
от 21.П. 1947 г.
1. О выводе из состава ЦК ВКП(б): 1) Вывести из состава членов ЦК ВКП(б): а) Донского В.А., как не обеспечившего выполнение обязанностей члена ЦК ВКП(б), б) Шахурина А.И., как осужденного Военной коллегией Верх[овного] суда СССР.
2. Вывести из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б), как не обеспечивших выполнение обязанностей кандидатов в члены ЦК ВКП(б) — Жукова Г.К., Майского И.М., Дубровского А.А., Качалина К.И., Черевиченко Я.Т.
Секретарь ЦК И. СТАЛИН
РГАНИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 9. Л. 1—2. Подлинник. Машинопись.
ПИСЬМО Г.К. ЖУКОВА И.В. СТАЛИНУ
27 февраля 1947 г.
Товарищу Сталину И.В.
Копия — товарищу Жданову А.А.
Товарищ Сталин, я еще раз со всей чистосердечностью докладываю Вам о своих ошибках.
1. Во-первых, моя вина прежде всего заключается в том, что я во время войны переоценивал свою роль в операциях и потерял чувство большевистской скромности.
Во-вторых, моя вина заключается в том, что при докладах Вам и Ставке Верховного Главнокомандования своих соображений, я иногда проявлял нетактичность и в грубой форме отстаивал свое мнение.
В-третьих, я виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым и Вороновым делился с ними о том, какие мне делались замечания Вами по моим докладам Все эти разговоры никогда не носили характера обид, точно так же, как я высказывались Василевский, Новиков и Воронов. Я сейчас со всей ответственностью понял, что такая обывательская болтовня безусловно является грубой ошибкой и ее я больше не допущу.
В-четвертых, я виноват в том, что проявлял мягкотелость и докладывал Вам просьбы о командирах, которые несли заслуженное наказание. Я ошибочно считал, что во время войны для пользы дела лучше их быстрее простить и восстановить в прежних правах. Я сейчас осознал, что мое мнение было ошибочным.
2. Одновременно, товарищ Сталин, я чистосердечно заверяю Вас в том, что заявление Новикова о моем враждебном настроении к правительству является клеветой. Вы, товарищ Сталин, знаете, что я, не щадя своей жизни, без колебаний лез в самую опасную обстановку и всегда старался как можно лучше выполнить Ваше указание.
Товарищ Сталин, я также заверяю Вас в том, что я никогда не приписывал себе операцию в Крыму. Если где-либо и шла речь, то это относилось к операции под станицей Крымской, которую я проводил по Вашему поручению.
3. Все допущенные ошибки я глубоко осознал, товарищ Сталин, и даю Вам твердое слово большевика, что ошибки у меня больше не повторятся. На заседании Высшего военного совета я дал Вам слово в кратчайший срок устранить допущенные мною ошибки и я свое слово выполняю. Работаю в округе много и с большим желанием. Прошу Вас, товарищ Сталин, оказать мне полное доверие, я Ваше доверие оправдаю.
Г. ЖУКОВ
АПРФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 304. Лл. 211—212. Подлинник. Машинопись.
ПИСЬМО Г.К. ЖУКОВА Н.А. БУЛГАНИНУ
27 февраля 1947 г.
Николай Александрович!
Докладываю Вам мое письмо т. Сталину
Если Вы считаете целесообразным посылку такого письма, прошу доложить его т. Сталину, а копию передать т. Жданову. Как Вы увидите из письма, я еще раз хочу доложить т. Сталину о своих ошибках, о своей вине перед т. Сталиным и партией. Я ничего не прошу, я прошу мне только верить, что я по партийному осознал допущенные ошибки и что я их обязательно изживу и при этом в самый кратчайший срок.
Я пишу также и потому, что очень тяжело переживаю вывод меня из ЦК и еще тяжелее переживаю за ошибки, которые я допустил перед т. Сталиным, который меня любовно растил, терпеливо воспитывал и поднимал меня в глазах всего народа.
Жму руку
Г. ЖУКОВ
АП РФ Ф 3 Оп 58 Д 304 Л 210 Автограф
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б) «О НЕЗАКОННОМ НАГРАЖДЕНИИ тт. ЖУКОВЫМ И ТЕЛЕГИНЫМ АРТИСТКИ РУСЛАНОВОЙ И ДРУГИХ ОРДЕНАМИ И МЕДАЛЯМИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА»
П 58/205
21 июня 1947 г.
Строго секретно
ЦК ВКП(б) установил, что тт. Жуков и Телегин, будучи первый Главнокомандующим группы советских оккупационных войск в Германии, а второй — членом Военного Совета этой же группы войск, своим приказом от 24 августа 1945 года № 109/н наградили орденом Отечественной войны первой степени артистку Русланову и приказом от 10 сентября 1945 г. № 94/н разными орденами и медалями группу артистов в количестве 27 чел[овек]. Как Русланова, так и другие награжденные артисты не имеют никакого отношения к армии. Тем самым тт. Жуков и Телегин допустили преступное нарушение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 мая 1943 г. «Об ответственности за незаконное награждение орденами и медалями СССР», караемое, согласно Указу, тюремным заключением сроком от 6 месяцев до 2 лет.
Для того, чтобы скрыть противозаконное награждение Руслановой, в приказе от 24 августа были придуманы мотивы награждения Руслановой якобы «за активную личную помощь в деле вооружения Красной Армии новейшими техническими средствами», что представляет из себя явную фальсификацию, свидетельствует о низком моральном уровне Жукова и Телегина и наносит ущерб авторитету командования.
Сама обстановка награждения Руслановой и вручение ей ордена в присутствии войск во время парада частей 2-го гв[ардейского] кав[алерийского] корпуса представляла постыдное зрелище, и еще более усугубляет вину тт. Жукова и Телегина.
ЦК ВКП(б) считает, что т. Телегин, как член Военного Совета группы войск, несет особую ответственность за это дело, и та политическая беспринципность, которую он при этом проявил, характеризует его как плохого члена партии. Учитывая изложенное и выслушав личные объяснения тт. Жукова и Телегина, ЦК ВКП(б) постановляет:
1. Тов. Жукову Г.К. объявить выговор.
2. Тов. Телегина К.Ф. перевести из членов ВКП(б) в кандидаты.
3. Принять предложение т. Булганина об освобождении т. Телегина от политической работы в армии и увольнении из Вооруженных Сил.
4. Войти в Президиум Верховного Совета СССР с предложением об отмене награждения артистки Руслановой, а также других артистов в количестве 27 человек, поименованных в приказе Жукова и Телегина № 94/н.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1065. Л. 44—45. Подлинник. Машинопись.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(Б) «О т. ЖУКОВЕ Г.К. МАРШАЛЕ СОВЕТСКОГО СОЮЗА»
П61/84 20 января 1948 г.
ЦК ВКП(б), заслушав сообщение Комиссии в составе тт. Жданова, Булганина, Кузнецова и Шкирятова, выделенной для рассмотрения поступивших в ЦК материалов о недостойном поведении командующего Одесским военным округом т. Жукова Г.К, установил следующее.[16]
Тов. Жуков, в бытность Главкомом группы Советских оккупационных войск в Германии, допустил поступки, позорящие высокое звание члена ВКП(б) и честь командира Советской Армии. Будучи полностью обеспечен со стороны государства всем необходимым, тов. Жуков, злоупотребляя своим служебным положением, встал на путь мародерства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей.
В этих целях т. Жуков, давши волю безудержной тяге к стяжательству, использовал своих подчиненных, которые, угодничая перед ним, шли на явные преступления, забирали картины и другие ценные вещи во дворцах и особняках, взломали сейф в ювелирном магазине в г. Лодзи, изъяв находящиеся в нем ценности, и т. д.
В итоге всего этого Жуковым было присвоено до 70 ценных золотых предметов (кулоны и кольца с драгоценными камнями, часы, серьги с бриллиантами, браслеты, броши и т. д.), до 740 предметов столового серебра и серебряной посуды и сверх того еще до 30 килограммов разных серебряных изделий, до 50 дорогостоящих ковров и гобеленов, более 60 картин, представляющих большую художественную ценность, около 3 700 метров шелка, шерсти, парчи, бархата и др. тканей, свыше 320 шкурок ценных мехов и т. д.
Будучи вызван в Комиссию для дачи объяснений, т. Жуков вел себя неподобающим для члена партии и командира Советской Армии образом, в объяснениях был неискренним и пытался всячески скрыть и замазать факты своего антипартийного поведения.
Указанные выше поступки и поведение Жукова на Комиссии характеризует его как человека, опустившегося в политическом и моральном отношении.
Учитывая все изложенное, ЦК ВКП(б) постановляет:
1. Признавая, что т. Жуков за свои поступки заслуживает исключения из рядов партии и предания суду, сделать т. Жукову последнее предупреждение, предоставив ему в последний раз возможность исправиться и стать честным членом партии, достойным командирского звания.
2. Освободить т. Жукова с поста командующего Одесским военным округом, назначив его командующим одним из меньших округов.
3. Обязать т. Жукова немедленно сдать в Госфонд все незаконно присвоенные им драгоценности и вещи.
ЦК ВКП(б)
16 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 2198. Лл. 28—29. Подлинник. Машинопись.