Карл РАМАЛЬ

ЭССЕ О БУТЕРБРОДАХ

Основное мое школьное время пришлось на восьмидесятые годы, и, помнится, учился на пару классов старше один парень - хулиганистый, физически развитый. В один прекрасный день парню пришла в голову замечательная идея.
Родители чад своих снаряжали в школу по мере сил: снабжали бутербродами, иногда – копейкой на всякий случай. Всяческих разносолов и в помине не было, про йогурты мы, к примеру, тогда и не слышали. Поэтому бутерброды выходили простецкие: хлеб, кусок склизкой вареной колбасы, если подвезло достать. Булочка. Конфетка. Что-то уж точно имелось; родители о нас заботились.
Парень был из бедной семьи, а жить хотел богато. Он смекнул, что эти бутерброды и копейки – легкая добыча, которая очень поспособствует его насыщению и преумножению благосостояния.
С тех пор нам жизни не стало: заботливо упакованные родителями сверточки сразу по приходу в школу исчезали в его грязной сумке вместе с этими несчастными копейками.
При этом дон имел основания претендовать на благородство: девочек он не обирал, к примеру. Добычей делился…
К нему потянулись. Стая росла, добычи требовалось больше…
Сопротивляться мы не могли. Мы были младше и гораздо слабее. Тех, кто мог дать отпор, благородный дон прозорливо не трогал. За нас никто вступаться не спешил.
Наверное, в большинстве школ имелся такой предприимчивый парень. Дело не в этом.
Дело в том, что я тогда впервые познакомился с термином «отжать». «Отжать» - не в смысле скрутить майку после стирки (или дождя, некстати хлынувшего во время дворовой игры), не в смысле гирю поднять, а в смысле что-либо отобрать.
«Отжать» - это даже не ограбить. Это именно отобрать: нагло, демонстративно, унизительно, вытирая ноги о тех, кто слабее. «Отжать» - это подавить волю, чтобы в следующий раз, гаденыш, сам приполз и отдал, да еще радовался, что тумака не получил. Чтобы не смел жаловаться.
Выходит, я аж с восьмидесятых годов знаком с «отжатиями». Сорок лет.
Сначала «отжатия» воспринимались все-таки негативно даже самими неумелыми «отжимателями». Ну как негативно… Опасения все-таки были. Человек понимал, что делает что-то не то, поэтому первые «отжимы» проходили тайком, с оглядкой, осторожненько, в темных уголках, в туалетах... «Эй, пацан, подь сюда, я тебе кое-что покажу…»
Но учителя, озабоченные тем, что творится с коммунизмом, как-то пропустили это явление, и паренек распоясался, стал хвастаться своими «подвигами», гордиться. Пластинки стал покупать в «Мелодии».
Потом он, слава богу, куда-то исчез. Такие всегда исчезают бесследно.
Но у таких всегда находятся последователи.
Последователи и вовсе рефлексировать прекратили, начали прилюдно перечислять, кто чего больше «отжал». Мало «отжал» - лох!
В начале 90-х «отжиматели» еще заседали на разломанных скамейках во дворах, кидали ножички, пили дрянное пиво. В конце десятилетия словечко ушло в самые высшие слои элит.
А затем и само государство подключилось, «отжало» «отжатое» у «отжимающих». Возглавило, так сказать, процесс. Конечно, такую инициативу в частных руках оставлять нельзя! Уж больно жила богата.
Политика моей страны давно строится на «отжимании» в сочетании с мастерством развешивания на ушах тухлой лапши, словно мой одношкольник вдруг дорвался до власти и рассадил своих клонов во все высокие кресла. Выискиваем тех, кто кажется нам слабым, давим, унижаем, вытираем ноги и коллекционируем засохшие бутеры.
Правда, иногда ошибочка выходит.
Ошибаемся мы последнее время довольно часто. Поэтому и спешить начали. Вдруг не успеем «отжать» чего-нибудь?
Множество последних историй имеет в основе именно «отжатие». Вот, к примеру, «Россия сегодня» решила отжать бренд «Эхо Москвы».
Можно ужасаться подлости человека, вроде бы до войны приятельствовавшего с Венедиктовым, а теперь «отжимающего» остатки его любимого детища. Можно предположить, что это «отжатие» - всего лишь многократно описанное в литературе стремление серого, убогого и глупого напялить на себя новую чужую личину и выдать себя за аристократа и интеллектуала. Можно рассуждать о юридических аспектах этого дела.
Суть-то от этого не изменится. Это та же попытка тупого отжима черствого бутерброда.
Или вот новый единый госучебник истории, в котором, по словам Мединского, переписаны разделы, начиная с 70-х годов (а что Сталина не тронули, боитесь, что ли?). Цитаты приводить не стану, ими и без того интернет забит.
Так вот, это такая же попытка «отжима», как и в случае с «Эхо Москвы», только теперь в качестве бутерброда выступает история. Авторы сего труда просто тупо пытаются ее «отжать». Вместо бутерброда «отжиматели» по классической схеме нам предлагают картонные лозунги. Тот парень в школе тоже любил, чавкая моим завтраком, порассуждать о справедливости.
Кстати, «Эхо Москвы» тоже уже история: вы же закрыли радиостанцию. И что? Люди работают в других форматах, собирают огромную аудиторию, их слушают и будут слушать, ломать вокруг копья, спорить – все живет, развивается, никуда не делось.
Если бы вы знали историю, вы бы поняли, что налепить на себя бренд «Эха» просто не выйдет, каким клеем ни смазывай. Не налезет, не тот размерчик.
А что до учебников, то переписывание истории – любимое развлечение диктатур. Диктатура по природе своей лишена будущего, она существует только в настоящем, будущее – ее враг, будущее разрушает.
Но если у вас нет будущего, когда вы его боитесь, настоящее теряет твердость. Оно становится неопределенным, зыбким.
Тогда вы пытаетесь опираться на прошлое. На наше славное героическое великое прошлое.
Но ведь и прошлое коварно: история, она ведь не про комфорт. Очень неудобная штука эта история, много в ней пугающего, и для вас совершенно неприемлемого. В прошлом проступает ненавистное вам будущее.
Поэтому ну его к черту. Историю надо «отжать». Ее надо схавать и переварить, отрыгнув. Но и тут ошибочка выходит: история не «отжимаема».
Ребят, я один секрет открою. Учебники-то написать можно. Но истории от этого ни холодно, ни жарко. Она уже случилась. Ее можно по-разному интерпретировать, но она уже случилась, и этого не изменить.
Сил не хватит. потому что чтобы перекроить историю, надо уничтожить память, а с этим еще никто и никогда не справился.
Через несколько лет напишут новые учебники. Думаю, там будет параграф и про вас. Один, больше не требуется.
Короче, бутерброды попутали.

КОЛЛЕКЦИЯ СТРАХОВ

Страха перед будущим нет, потому что нет будущего.

Страшно перед настоящим.

«Это был один из видов моих бесчисленных страхов — страх приближающейся опасности. Вообще-то у меня полно разных страхов, из меня можно было бы устроить выставку, настоящую музейную экспозицию страхов. Как в этнографической коллекции они развиваются у меня от каменного топора — простого ужаса побоев — до последнего достижения нравственного прогресса — опаски рассказывать политические анекдоты в компании более трех человек», — рассуждает герой романа братьев Вайнеров «Петля и камень в зеленой траве».

Я читал этот роман, да господи — у меня несколько полок до отказа забиты сильнейшей литературой о тех временах, когда из людей делали «музейную экспозицию страхов». Мастера. Великие писатели. Я все прочитал, ценю, люблю, могу почти наизусть цитировать; примерял на себя, раздумывал: а как я бы повел себя, доведись мне в такую ситуацию попасть.

И никак не думал, что попаду. Никогда даже представить себе не мог. Все это воспринималось исключительно как литература.

А — довелось. Теперь и я составил свою коллекцию.

Вспоминаю: в нашем доме звучали Высоцкий, Галич; сначала еще на катушечном магнитофоне, ныне ставшем раритетом, затем на кассетах. Мама вольнодумствовала, очень любила их. Бабушка до конца жизни оставалась верна коммунистическим идеалам, но пережила времена сталинских репрессий и войну. Они с дедом были напуганы на сто жизней вперед.

Бабушка бледнела и кричала на маму: «Немедленно выключи! Не дай бог кто услышит!» Я, маленький, удивлялся — почему бабушка так боится? Высоцкий так смешно поет…

Потом я подрос, прочитал хорошие книги, понял, чего боялась бабушка.

Умом понял тогда. А вот сердцем осознал только сейчас, когда на дворе 2023 год, война, доносы, репрессии.

Я сижу дома, все спокойно, даже как-то сонно: лето, жара, улицы пустые, пыльная листва и какие-то глупости в новостях (если не смотреть украинские СМИ, где ужас и смерть, но на это смотреть тоже страшно и невыносимо стыдно).

Занимаюсь обедом, так как имею свиную отбивную. Сейчас я ее, родимую, перчиком, да на сковородочку… А после обеда вздремнуть. Обязательно вздремнуть. Да, война, да, репрессии, но жизнь-то идет, кушать хочется, а съесть сочную отбивную — дело, без сомнения, хорошее…

И вдруг невинные мечты разбиваются вдребезги как та чашка, которую я давеча уронил: в дверь звонят.

А я никого не жду.

А глазка в двери нет. Вот я дурак, глазок не сделал до сих пор! Какой дурак… Впрочем, чем этот глазок помог бы…

Как меня прошибло-то сразу.

Мысли: надо бежать к компьютеру и стереть телегу и фейсбук к черту. А что у меня в блокноте записано (имею такую дурную привычку: пометки делать письменные для памяти)? А телефон? В телефоне надо тоже потереть! Что я там последнее писал и кому? Господи, страшно сказать, что я там писал. Под замком, но ведь писал же!

Звонят.

А может не открывать? Нету меня, и точка. На «левые» звонки с незнакомых номеров я уже давно не отвечаю… А что, прикинуться ветошью и не отсвечивать. Авось и уйдут.

Написать соседям, чтобы подсмотрели, кого нелегкая принесла? У них есть дверной глазок… Блин, глазок есть, а их нет, они еще в марте 2022 года в Израиль уехали.

Знаете как это бывает? Не паника, нет. До паники еще далеко.

Мыслишки цепочкой юркнули за секунду в голову, проскочили и пропали. Знаю же почти наверняка, что все в порядке! Это не за мной. Никто не собирается меня пытать в застенках… Я ведь тих, законопослушен, прошлое мое не отмечено никакой оппозиционной деятельностью и участием в митингах; свои антивоенные настроения я не афиширую.

Но замерло испуганно сердце, пополз холодок. Тук-тук, кто тут.

Звонят.

Сглотнул комочек в горле и щелкаю замком. Ну…

В нос шибает неприятным запахом: работяги в подъезде красят стены в странно фиолетовый цвет, позвонили предупредить, чтобы не запачкался. Надо же, какие вежливые работяги-то нынче пошли… И власти заботливые — вот ремонт делают.

А я боялся.

Иду обратно на кухню, смотрю на бледно-розовый кусок мяса на разделочной доске, на приготовленные заранее специи. Все готово, осталось только пожарить, да вот беда — аппетит отбило, и сна ни в одном глазу.

И руки дрожат. Перепугался, честно говоря, до усрачки…

Зато на еде сэкономил.

Еду в автобусе, попали в пробку. Стоим. Жара. Коротая время, достал телефон, шарюсь в телеграмме. А где еще теперь новости узнавать? Только здесь…

Пишут: на всей территории Украины воздушная тревога. Опять бомбим, опять чья-то смерть на подлете… Причем, заметьте, пишут-то вполне официальные наши СМИ, не какие-нибудь иноагенты.

Вздрагиваю и торопливо убираю телефон. Оглядываюсь украдкой: нет, вроде бы никто не косится.

Да что я трушу — весь автобус по уши погряз в этих айфонах! Даже водитель и тот уткнулся в экранчик.

А сколько раз уже случалось: читал пассажир что-нибудь не то, а сосед увидел и донес. Задержание, долгое и унизительное пребывание в полиции, протокол… И хорошо, если все обойдется штрафом.

Вот пожалуйста из последнего: в электричке между Ростовым и Таганрогом какой-то мужчина в личной беседе высказался: мол, в происходящем виноваты власти. Рядом ехала незнакомая женщина, подслушала разговор, вышла из поезда и сразу, не отходя от кассы, позвонила в полицию. Теперь антивоенному мужчине грозит статья о дискредитации армии. Личность уже установили (70 лет человеку, а все равно разыскивают).

А не трепись в общественных местах, рот держи на замке!

Статей нынче великое множество напридумывали для тех, кто читает что-нибудь не то, говорит что-то не то, пишет что-то не то.

И поди докажи, что ты не верблюд. Все, пиши пропало — только уезжать и остается.

Может, и мне уехать? Как-то уж больно круто здесь стали солить…

Но очень страшно, прямо кровь от ужаса в жилах стынет, до чего страшно: чужие страны, работы нет, денег нет, а я человек уже не молодой, не слишком здоровый…

Жутко.

Да что это я, эгоист, о себе да о себе. Об украинцах говорить боязно. Но надо же о родных подумать!

У всех семьи, дети, родители пожилые, беспомощные, часто — больные. Случись что с тобой — что с ними будет?

Когда началась война, тяжело больная мама сказала:

— Наверное, надо уехать.

И добавила:

— Тебе…

Я никуда не уехал. Я ее глаза, когда она это говорила, никогда не забуду.

А посему — надо молчать, надо прятаться в свою норку, надо прикинуться ветошью и не отсвечивать. Жить не по лжи не получается; наверное, в таком случае надо лгать ради близких. Хоть немного, да скостится…

Или это я себя оправдываю? Замазываю свою трусость от окружающих и самого себя? Боюсь взглянуть правде в глаза?

Оправдываю? Но как же быть с родными?

С друзьями решил встретиться. Думаю — вот выберем вечерок, посидим в любимом баре… С начала войны не встречались — наверное, стыдно в глаза друг другу смотреть.

В баре музыка хорошая, негромкая, легкая музыка — то, что надо. Девочки красивые приносят пиво… Еда вкусная, и вроде как не слишком дорого (может, уже и дорого). Уютное местечко.

Потом думаю — э-э-э, нет. Лучше уж как в мамины времена, дома посидеть. Девочек дома хорошеньких, увы, нету, пиво магазинное, зато за соседним столиком никто тебя не подслушает, и уж точно никто не станет вопить над ухом о фашистах на Украине…

Возврат к прошлому, так возврат. Был такой культовый фильм — «Назад в будущее»; у нас же иное кино: вперед в прошлое. Крадемся на кухни, чтобы хотя бы там иметь возможность не шептать.

Да и там шепчем: мало ли.

Привыкли шептать, нормально говорить скоро разучимся.

Кстати, насчет собеседников: в общении проявляется один из видов страха особого — отборного сорта. Такого страха я доселе не испытывал. В конце концов, страх перед арестом, перед органами — вещь для нашего брата россиянина естественная, а забота о ближнем вообще почти для всех людей свойственна.

Но никогда еще я так не боялся разочаровываться в людях. Мы сейчас так стали одиноки, нам так нужны друзья… Вот когда начинаешь их ценить.

Страх. Страх того, что из симпатичного доброго приятеля вдруг полезет коричневая жижа «патриотизма»; что приятный умный добрый товарищ засмердит, заблюет все вокруг пропагандистской блевотиной… И неважно, искренне ли он оправдывает войну или кривит ради чего-то душой.

Насколько мы уверены в окружающих нас людях?

Ой, как это боязно, увидеть такое в знакомых лицах. А сколько их было! Встретился я как-то на днях со своей однокурсницей. Я в нее влюблен был. Такая милая девочка — глазищи в пол-лица, ямочки на щечках, улыбчивая, солнечная.

Долго общались, потом долго не виделись, а вот сейчас довелось пересечься.

Все осталось — и глазищи, и ямочки на щеках. Я прямо растрогался. Я поседел, постарел, а она — молодая, красивая, милая, солнечная…

Милая солнечная девочка сказала:

— Ты же понимаешь, эта война неизбежна. Ее надо было развязать.

— Нет, — сказал я.

Большие глаза посмотрели на меня с жалостью — как на неразумного ребенка.

— Надо в корне извести фашизм! — разъяснила мне девочка и добавила:

— Жалко, что мы не взяли Киев, надо их бомбить, сволочей… Ничего, еще возьмем.

И улыбнулась ласково. Она тоже растрогалась встречей со старым знакомым.

Последней встречей. Впрочем, не будем зарекаться…

Сколько дружб уже так порушено, да что там дружб — сколько семей расколото?

Боязно уже с людьми контачить, вот что я вам скажу. Вообще — с людьми. Со всеми. Одному не страшно…

Так что отложим новые знакомства до новой эпохи. Если она наступит.

А уж чужака спросить что он думает — это вообще нереально. Я пробовал так делать в северном краю, где живут люди прямые, честные и, между прочим, очень злые на власть и этой власти немало досадившие. Ведь именно там случился Шиес…

Водитель мой, пожилой мужик из Котласа, рассказывал откровенно и охотно, что у них с работой плохо, с медициной плохо, все разворовали, лес давно свели под корень, он вырос опять и его опять вырубают… Реки мелеют. Дороги разбиты. Власти он поносил — любо-дорого слушать.

У мужика был большой дом в одной из деревень по Северной Двине. Он отдал его детям, а сам ютится в крохотной съёмной однушке: «им нужнее». По соседству живет одинокая старушка, так он ей безвозмездно и по собственному почину помогает, продукты ей покупает, обеды варит, в поликлинику возит… «Не могу видеть, — говорит, — как она одна мучается».

А затем мужик стал, тараща глаза, рассказывать об украинских боевых комарах и страшной Америке, которая хочет нас уничтожить, о том, что на нас напали, а мы защищаемся…

Я тихонечко напомнил, что начали-то войну мы. Это ведь факт. Спорить я не собирался… Мужик осекся, посмотрел на меня как-то странно и пробормотал с опаской:

— Ну, мы тут люди маленькие… По телеку сказали — значит, правда. Там врать не будут…

Остаток пути мы провели в молчании.

Я раздумывал, покрываясь холодным потом: сдаст или нет? О чем он думал, не знаю. Но губы сжал крепко… Хорошо, что до гостиницы добросил. На следующий день он меня не повез. Даже деньги не помогли.

Но не сдал. Уже хорошо, но страху я натерпелся, будьте уверены…

А военную реальность принимать что — не страшно? Как я понимаю людей, которые закрываются в свой кокон, закутываются своей жизнью как в защитное покрывало, и знать ничего не хотят! О, да, зачем каждый день выслушивать про ужасы войны! Про убитых… Про бомбежки украинских городов…

Давайте лучше говорить о том, что в магазинах исчез чай Twinings. Представляете — нигде не найти! Вот жизнь настала, без чая-то этого! Просто беда… И вообще, все так дорожает…

Я и сам глаза отвожу от таких сообщений. Я больше не могу читать про умирающих украинских детей. Про разрушенные школы, церкви, музеи, театры…

Мне нечем помочь. Я бессилен что-нибудь изменить. Ничего нельзя сделать, ничего!

Это страх отчаяния, страх собственного стыда, страх собственного страха.

Чуть ли не самый главный страх, король всех страхов — это то, на чем основано современное российское общество: нежелание перемен. Ужас перед будущим, его полнейшее отторжение.

Лютый ужас. Кошмар всех кошмаров.

И ведь то, что творится, далеко не всех устраивает. Война — всегда ужасно, а война, развязанная твоим государством — невыносимо дико, больно, аж кричать охота. Кричать — охота, а менять (и меняться) — нет.

К примеру, гражданин России панически боится менять работу. В западном обществе это в порядке вещей, а у нас не принято. Так же и с местом жительства… Да со всем.

В Африке есть такая рыба: протоптер. Она может выживать без воды. Среда ее обитания — грязь. Когда ее водоем пересыхает, она роет себе в иле гнездо и там засыпает, формируя вокруг себя кокон из слизи. Когда вода возвращается, рыба просыпается.

Мы очень схожи с протоптерами — мы формируем вокруг себя кокон, замираем и ждем, когда вода вернется. А вернется ли?

А уж в политике-то! Перемены в политике! Одна мысль об этом вызывает обморочное состояние.

Поэтому и выборы у нас всегда заканчиваются одинаково: за власть — даже не из-за махинаций, подтасовок, фальшивок, вбросов, а потому что — выборы, перемены.

С — значит «стабильность».

Власть плохая, но не пришла бы еще хуже… В стране хреново, но может быть еще хреновее… Сейчас-то живем ничего, вот чая только нету, навигатор плохо стал работать, цены растут, Украину бомбим полтора года подряд, почти со всем миром в контрах, но это ладно; как бы не стало хуже.

Я думаю, что когда русский человек попадает в ад, он голосует там за чертей. Потому что те черти, что есть — они еще ничего, ну в кипящее масло окунут, ну пятки поджарят порой, ну что ж, бывает; у ребят работа такая, понимать надо. А вот как бы другие черти не пришли, такие, что нынешним тошно станет…

Всегда же есть хуже.

А русский человек — он знает только «хуже», он в «лучше» просто не верит. Нет у него такой опции. Поэтому и будущего у него нет; прошлое подменили, как «куклой» настоящие деньги. Так что мы теперь располагаем только настоящим.

Так что спаси нас, господи, от всяких перемен.

Не стану рассуждать, откуда у нас взялась эта черта — из лихих ли девяностых, из тяжелого ли как камень двадцатого века, раньше ли. Этим пусть займутся политологи, эксперты и историки. Если наберусь храбрости, почитаю.

Я же скажу так: день прожит, и ладно.

Когда я писал о скромности, я не покривил душой: я никогда не был и не строил из себя героя. Не претендовал, как говорится. Восхищался ими, но сам не хотел вставать в их ряды, да и не смог бы, вероятно. Впрочем, не пробовал…

Но ведь и трусом я никогда не был!

У братьев Стругацких в романе «Волны гасят ветер» есть сцена, где людены отбирают людей по принципу, основанному на страхе: насылают на поселок жутких созданий. Большинство в панике разбегается. И один из таких беглецов говорит: «Никогда не думал, что со мной может такое случиться. Я, конечно, не Следопыт и не Прогрессор… Но и у меня в жизни бывали острые ситуации, и я всегда вел себя вполне прилично… Я не понимаю, что со мной произошло. Пытаюсь объяснить это самому себе, и у меня ничего не получается… Словно наваждение какое-то…»

Вот и я ровно так же. У меня в жизни случались острые ситуации, и я не пасовал. А сейчас словно, понимаете ли, наваждение какое-то…

Сам себя не узнаю. Сам себя презираю. И держу рот на замке. «Дяденьки, не бейте меня!»

Что же нас так напугало? Что так искалечило?

Долго нас к этому приучали, конечно…

И все-таки — когда же мы стали такими трусами? Неужели 24 февраля 2022 года?

И — как это исправлять? У меня нет ответа. Может быть, когда станет светлее, мы обретем возможность не бояться? Может, тогда у нас появится голос?

Страшно подумать, что мы навсегда его лишились. Хочется надеяться, что глубоко внутри у нас еще прячутся остатки былой смелости, и придет то время, когда они прорастут, и мы перестанем бояться.

Или надо стиснуть зубы и учиться быть смелыми? Ну хотя бы глядя на соседнюю страну, которую мое государство никак не может поставить на колени. Пример-то перед глазами…

Да глаза не видят.

Кстати, отбивную я все-таки пожарил. Кушать-то надо…

У меня еще есть, так что заходите в гости, пошепчемся. Только предупреждайте заранее.

Просто так не открою.

ЧТО-ТО С ПАМЯТЬЮ МОЕЙ СТАЛО

В Тверской области в километре к югу от деревни Ямок есть мемориальный комплекс «Медное». Деревня Ямок крохотная, всего в два десятка дворов. Стоит она на старой трассе на Питер ровно посередине между Тверью и Торжком. Из Твери можно доехать на лихославльской маршрутке…

«Медное» — это отнюдь не частная инициатива, как, положим, таблички «Последнего адреса». Он создан по распоряжению правительства РФ от 19 октября 1996 года после подписания межправительственного соглашения с ныне недружественной Польшей о захоронениях и местах памяти жертв войны и репрессий. Это филиал музея современной истории России, который бывший Музей революции…

Одно из страшных мест нашей истории. С 1937 года там хоронили тела репрессированных советских граждан. Потом прибавились поляки — взятые в плен в 1939 году военные. Они содержались в Осташковском спецлагере на территории Ниловой пустыни. В 1940 году поляков из этого лагеря партиями расстреливали в здании НКВД в Калинине (ныне Тверь) и тела вывозили сюда. Я встречал цифру: 6,3 тысячи человек…

На территории «Медного» есть музей с двумя залами о репрессированных. Есть там памятник расстрелянным полякам, а вот памятник расстрелянным советским гражданам, кажется, так и не удосужились поставить…

И теперь там есть еще памятники Сталина, Ленина, Калинина, Дзержинского. Готовят для какой-то выставки. А еще раньше там рядом с могилами повесили мишени для юнармейцев: чтобы детишки учились стрелять метко.

Какой-то официальной информации о готовящейся выставке пока нет, но Сталин уже есть. Гипсовый, усатый. Все как надо.

А вот еще один — возле проходной завода «Микрон» в Великих Луках Псковской области. Восьмиметровый. Причем представители инициативной группы страдальчески рассказывали РИА Новости, что создали сие творение в 2019 году, собирались установить в Волгограде, пытались в Подмосковье и Воронеже, но согласия властей не получили. Вот в Великих Луках вышло.

Впрочем, в Волгограде в итоге тоже без Сталина не остались. С 1 февраля бронзовые генералиссимус и маршалы Жуков и Василевский озирают окрестности возле музея-панорамы «Сталинградская битва»: в 120 метрах от памятника жертвам политических репрессий.

Да памятники Сталину теперь красуются много где. Это, конечно, не последнего времени дело. Сколько я помню, все время предпринимаются попытки Сталина увековечить, просто теперь это стало легко сделать.

В конце концов, в пресловутом новом учебнике истории Мединского, который уже, кажется, разорвали на цитаты, фигура Сталина представлена, как выразился в августе научный директор РВИО Михаил Мягков, «объективно». Господин Мягков пояснил, что объективность заключается в представлении Сталина в новом учебнике как Верховного главнокомандующего в годы Великой Отечественно войны, который принимал участие в планировании крупных операций и выдвинул видных военачальников на ключевые посты, а также «четко защищал интересы советской внешней политики».

Правда, чего-то там переборщили с объективностью: в Чечне его аж из школ изъяли, а поскольку возмущение чеченцев, а в особенности властей этого региона не шутка, автор учебника обещал раздел о репрессированных народах в срочном порядке «привести в порядок». Возмущение других лиц — историков, правозащитников, да и вообще всяческих врагов народа, разумеется, не учитывалось.

Риторика первого лица за годы его правления также трансформировалась. В 2010 году премьер Владимир Путин выступал на мемориальных мероприятиях в Катыни, между прочим, совместно с польским коллегой (тогда им был Дональд Туск).

Он говорил: «Я недавно поговорил с учеными-историками и, к стыду своему, узнал, что, оказывается, военной операцией во время советско-польской войны 1920 года руководил лично Сталин. И эту войну советская Россия проиграла. В плену оказалось много наших красноармейцев. Возможно, Сталин осознавал свою ответственность за это и приказал уничтожить польских офицеров из чувства мести».

И еще вот что он говорил:

«Этим преступлениям не может быть никаких оправданий. В нашей стране дана ясная политическая, правовая, нравственная оценка злодеяниям тоталитарного режима. И такая оценка не подлежит никаким ревизиям…»

Да, все течет, все изменяется. Взгляды людей — тоже, по крайней мере, публично высказываемые. Вот что говорит президент Путин больше десяти лет спусти (этим летом на одном из заседаний СБ):

«Именно благодаря Советскому Союзу, благодаря позиции Сталина Польша получила значительные земли на Западе, земли Германии. Это именно так: западные территории нынешней Польши — это подарок Сталина полякам».

Да и популярен Сталин в народе. По данным августовского опроса исследовательской группы Russian Field, вождь народов замыкает тройку самых популярных в РФ лидеров прошлого. Положительно к нему относятся 65% респондентов, отрицательно — 20%. Сталина опередили лишь Петр I и Екатерина II. Причем приводивший эти данные «Коммерсант» отмечал, что такую позицию Сталина инициаторы опроса назвали сенсацией — они ожидали его лидерства.

А вот данные августовского опроса «Левада-центра»: с мая 2021 года отношение к Сталину практически не изменилось. 47% респондентов относятся к нему с уважением (в мае 2021 — 44%), 23% — безразлично (в мае 2021 — 27%), ещё 16% — с симпатией либо восхищением (в мае 2021 — 15%). 8% испытывают негативные эмоции (в мае 2021 — 11%).

Сталин — есть, зато памятников репрессированным становится все меньше. Таблички «Последнего адреса» скручиваются повсеместно, и никто, разумеется, не собирается искать виновных в пропаже. Их и раньше, бывало, убирали, но столь массово стали снимать только в последнее время.

Да что таблички! Табличка — дело такое: скрутил и нет ее, ищи-свищи. У нас целые монументы начали пропадать! Прямо мистика какая-то!

В Якутске бесследно исчез памятник ссыльным полякам и литовцам. Стоял, стоял, и вдруг — пропал. Об этом даже государственный ТАСС написал. От памятника остался только разрушенный постамент с лестницей. Составляющие памятник мемориальные плиты вывезли в неизвестном направлении.

В Департаменте Республики Саха (Якутия) по охране объектов культурного наследия агентству на голубом глазу пояснили, что данный памятник, оказывается, «не является объектом культурного наследия и не включен в единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов России. Также он не обладает признаками объекта культурного наследия». При этом причину демонтажа памятника не объяснили. Видать, кому-то не по душе пришелся.

Между прочим, вывести такую тяжесть незаметно невозможно. Нужно пригонять технику, кран, грузовик. Но никто ничего не знает.

У нас всегда когда надо никто ничего не знает. Конечно.

Левашовское мемориальное кладбище в Петербурге — это бывший расстрельный полигон. Здесь покоится около 45 тысяч жертв сталинских репрессий. Там стоят памятные знаки очень многих народов. Но вот какая история вышла недавно: польский знак исчез. Как в Якутии — растворился прямо в воздухе.

Это не единственное подобное происшествие на Левашовской пустоши: в феврале обнаружилось, что табличку креста в память о репрессированных украинцах немного укоротили. Кто-то обрезал нижнюю часть, на которой были выбиты слова «Вечная память украинцам, безвинно убиенным».

«Ъ» добрался до администрации кладбища, где издание стали уверять, что памятник увезли на реставрацию: «Убрали его на реставрацию, это абсолютно точно». В СМИ появились две основные версии пропажи памятника: по одной его демонтировали из-за вандалов, по другой — из-за упавшего на крест дерева. На вопрос «Ъ», какая из них верная, собеседник в администрации кладбища отметил, что, по всей видимости, обе.

И как обычно затруднились ответить на вопрос — кто именно убрал памятник. Зато в ответе на запрос депутата питерского заксобрания Бориса Вишневского горкомитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры сообщил, что в число предметов охраны польский крест не входит.

Но если вы думаете, что подобным исчезновениям подвержены только польские памятники — ошибаетесь. Недружественных нам стран много.

Например, Литва. И вот уже нет памятника литовским спецпереселенцам в Пермском крае на месте бывшего урочища Галяшор. Памятник представлял из себя деревянную конструкцию на бетонном основании. По бокам на двух металлических пластинах были написаны 90 имен и фамилий умерших здесь ссыльных из Литвы.

Место далекое, добраться туда не так просто, обнаружили снос не сразу… Кто это сделал? Ну конечно, неизвестно.

В мае этого года в Иркутской области в селе Пивовариха снесли монументы в память о репрессированных поляках и литовцах. Там находилась расстрельная спецзона НКВД.

Юристка и правозащитница, автор исследования «Большой террор» Оксана Труфанова сообщала тогда изданию «Тайга», что монументы «якобы помешали какому-то проходу чиновникам». Имя этих чиновников, как это ни странно, неизвестно.

Но там хоть власти отреагировали: изволили дать пояснение. В сообщении на сайте правительства Иркутской области утверждалось, что на мемориале возобновили работы по благоустройству. «По проекту вокруг нового памятника сделают площадку для посетителей, к ней будут вести три дорожки, рядом сделают газоны, освещение, видеонаблюдение, высадят новые растения, установят малые архитектурные формы. Для этого временно демонтированы несколько памятников, которые находились на месте проведения работ. Они переданы на хранение», — приводились в сообщении слова руководителя Центра по сохранению историко-культурного наследия Иркутской области Григория Ивлева.

Последний случай: в Воркуте разрушили бетонное основание девятиметрового памятника репрессированным полякам и другим народам. В полиции отказались возбуждать дело «за отсутствием события преступления», так как посчитали, что «указанная конструкция следов воздействия постороннего предмета не имеет, конструкция памятника упала под воздействием погодных факторов, исключающих участие человека». Ветер, ветер, ты могуч…

По подсчетам BBC News, за последние месяцы демонтированы или существенно повреждены 11 памятников жертвам государственного террора (боюсь, уже больше).

Патриоты и власти страшно возмущаются, когда где-то за рубежом наши памятники сносятся или подвергаются вандализму. Пишутся гневные ноты протеста, в МИД вызываются послы. Иногда такие инциденты вызывают серьезнейшие последствия: так, демонтаж памятника Коневу в Праге в 2020 году вызвал острейший кризис в и без того плохих к тому времени отношениях между Чехией и Россией.

Но если мы так остро реагируем на подобные вещи, почему же мы позволяем делать то же самое внутри собственной страны? Классическое двоемыслие Оруэлла.

Пока что «исчезают» памятники иностранным репрессированным — из «недружественных стран». Но думаю, такими темпами скоро дело дойдет до того, что все памятники этой категории куда-то исчезнут. Акции памяти уже под запретом. Вот пожалуйста, самая свежая новость: мэрия Москвы отказала обществу «Мемориал» в проведении ежегодной акции «Возвращение имен» у Соловецкого камня, сославшись на коронавирусные ограничения (при этом патриотический митинг-концерт на Красной площади прошел без всяких препон со стороны властей).

Нельзя возвращать имена. Нельзя помнить.

Все, что мы сейчас наблюдаем — крайне опасный процесс: власти перекраивают историю уже даже не под себя, а под нужды военного времени. Это не просто логика тоталитаризма, это логика войны.

Сейчас все сферы жизни до́лжно подчинить войне, и это не только экономика, политика, социалка. Это еще и история, и культура, и мораль — все.

Путин говорил: «не подлежит ревизии». Сейчас власть доказывает наглядно: подлежит, еще как подлежит.

Один из неизменных тезисов Путина — о недопустимости искажения истории. На самом деле власти и не делают этого. Они не искажают историю. Уже нет, этот этап — в прошлом.

Я выше написал — «перекраивают историю». Уточню: нет, не так, они ее подменяют, как санкционку — дешевыми китайскими аналогами.

Принципы «параллельного импорта» применяются и здесь. То, что можно инкорпорировать в сознание людей — тихой сапой внедряется по типу операции «боевой комар»: смесь толики правды и густопопсовой лжи. То, что нельзя — тихой сапой изымается и подменяется на поделку местных кустарей, как памятник Сталину на мемориальном комплексе.

Беда в том, что при таком подходе история вообще теряет свою актуальность. Она просто сейчас не нужна. Она замещается пропагандой (примером тому пресловутый новый учебник Мединского).

Этот процесс не может протекать быстро, но и войне конца не видно, а значит никто никуда не спешит.

Наверное, это выглядит даже где-то смешным, как попытки заменить литературу Z-поэзией. Нелепые, неловкие попытки, да. Издевается весь честной интернет.

А зря.

Это только начало.

То, что сейчас делается — не переписывание истории, а борьба с памятью. Никому не до́лжно помнить, что было раньше. Нужно помнить то, что предписано свыше, и так, как предписано.

Грандиозный эксперимент над нацией: попытка всеобщей лоботомии.

После такой операции больные становятся покорными, ласковыми, бесконечно спокойными. Вегетативное состояние.

Потеря личности — навсегда, это безвозвратный процесс.

Миллионы покорных, ласковых, спокойных подданных. Какое благо для государства!

И почему считается, что это невозможно? Война тоже казалась подавляющему большинству невозможной, но она идет уже второй год.

Хотелось бы закончить чем-то бодрым и оптимистическим, например: давайте ничего не забудем, давайте будем хранить память, не дадим себя калечить…

Так дело-то в том, что операцию проводят опытные политические хирурги. Пациент зачастую даже не замечает, что ему кромсают мозги.

А многие сознательно ложатся под нож, хотя бы потому, что в наших условиях память — это еще и великая боль.

Помнить может только тот, у кого есть память. Как ее сохранить? Мимикрировать под окружающих? Затаиться, чтобы не пришли на рассвете санитары? Или полететь над гнездом кукушки?

ОБ ОДНОМ СПЕКТАКЛЕ

Тут, оказывается, произошло важное культурное событие у нас. Режиссер Константин Богомолов поставил спектакль о релокантах. У себя в театре на Бронной. Называется «Дачники на Бали или «Асса» 30 лет спустя».

«Первый спектакль на нашей сцене об эмигрантах, покинувших Россию после начала спецоперации поставил Константин Богомолов. Если вдуматься, это не странно: худрук Театра на Бронной давно и последовательно исследует жизнь элит и тех, кого мы по привычке называем интеллигенцией. Столичная богема была в центре внимания режиссера в его постановках «На всякого мудреца» и «Гамлет in Moscow», а теперь перекочевала в премьеру «Дачники на Бали, или «Асса» 30 лет спустя», — пишет, к примеру, «Российская газета», и это единственный отрывок из статьи, который я заставил себя процитировать, потому что остальное — помойка. Да и вышеприведенные строки, конечно, с душком.

Там всех обосрали, кто уехал. Особо досталось Б.Г.

Богомолов умудрился все в одну кучу смешать: и Горького, и «Ассу», и Чехова, да еще и Набокова сюда приплести.

«У Набокова есть гениальная пьеса «Событие». Пьеса, в которой он зло и жестоко высмеивает мир русского Берлина. Страшная вещь. Всем, кто уехал или собирается уехать, советую прочитать. Это пьеса о мертвых людях. Об остановившемся времени. Когда-то я ставил эту пьесу, любимую пьесу моего мастера Андрея Гончарова, в МХТ имени А. П. Чехова. Сегодня на Бронной я выпускаю спектакль по мотивам горьковских «Дачников». Об этой пьесе, точнее о людях этой пьесы, Гончаров говорил: пузыри на воде. Это пьеса о тех же эмигрантах — о внутренних эмигрантах, о русском образованном — или, выражаясь современным языком, «креативном» — классе, потерявшем связь со страной и со временем, проводящем праздно летние дни в бессмысленных рассуждениях и пошлых интригах. Мой спектакль тоже о потерявших связь со временем и Родиной людях. Об умирающих в благополучии и комфорте в теплом климате южных земель русских жителях «особняка», о котором я писал недавно. О трагической арке поколения 80-х и 90-х, деградировавших и заблудившихся», — заявил режиссер в своем манифесте «Я умру, а вы останетесь?».

Не стану говорить ни о театре, ни о Богомолове. Релоканты для него давно больная тема, судя по тем «манифестам», которые он раньше писал. Собственно говоря, нынешнее его творение — это продолжение этих самых «манифестов».

Я даже не стану говорить о навязчивом стремлении подобных товарищей замазать говном не только релокантов, но и всех скопом, начиная, пожалуй, с самого Христа. Наверное, им легче так, когда все-все-все в дерьме: на этом фоне можно показаться далеко не самым вонючим.

Другое дело, что не получается…

Ох, неужели такие люди искренне считают, что явили публике нечто новаторское, талантливое?

Не стану я подробно разбирать стилистику статей (их немало). Это не интересно: в них, увы, ничего нового нет, а есть, прямо скажем, очень-очень старое. Словно авторы или перенеслись к нам из эпохи этак пятидесятилетней давности, или начитались подшивок тогдашних газет… Те же обороты, штампы. Та же тусклая, бездарная, злобненькая серость.

Я даже признаюсь, что самого спектакля не смотрел. Да, вот так бывает: прочитал «манифесты», отзывы о спектакле, на этом материале и пишу...

Я не про то. Я хочу вкратце рассказать один маленький эпизод из своей жизни.
Я как-то, будучи несколько моложе и гораздо наивнее, взялся за одно дело, которое изначально выглядело безнадежным и таковым же и оказалось. (Явок-паролей-фио называть не стану). Суть дела в том, что мне надо было убедить кое в чем целый коллектив. Неважно, в чем. Важно, что коллектив.

У меня нашлись пара соратников, небольшое количество сочувствующих, но инертных, куча равнодушных и много-много врагов.

К такому повороту событий я был готов.

Я оказался не готов вот к чему: когда люди, глядя на то, как я бьюсь лбом о толстую-претолстую стенку, принялись вдруг зубоскалить, отпускать шуточки на мой счет… Им было очень весело глядеть, как я воюю – бесплатный цирк подъехал (пишут, что публика в театре тоже веселилась и хлопала).

Дело не выгорело. Это естественно. Я попытался, но не осилил. Бывает.
Обид я не держу, даже на врагов. Случается и такое...

А вот тех, кто скалил зубы, когда мне было плохо и тяжело, я очень хорошо запомнил.

Вот Богомолов, он именно это и проделывает сейчас. Эти его манифесты и спектакли — не рефлексия, не попытка понять, не художественный анализ такого явления, как нынешняя эмиграция, пусть даже с точки зрения провластной. Это даже не мнение человека, за что-то имеющего на эмигрантов зуб. Нет там, как пишут некоторые СМИ, «романов, кризисов, поисков себя и смысла жизни». И спора «уехавших с оставшимися» нету.

Это вообще не имеет отношения к творчеству. Это иначе называется.
Богомолов берет тех, кому очень плохо и очень тяжело, и обдает их пометом, да еще пытается кокетливо топорщить перышки и претендовать на некое интеллектуальное обоснование своего «творчества». Тоже, конечно, ничего нового…

В конце концов, ты можешь не разделять взгляды уехавших, солидаризироваться с властью, оправдывать войну — это твое дело, твое право и твоя ответственность.
Но оттаптываться, оплевывать тех, кто сейчас в гораздо худшем, в бедственном, в ущербном положении… Пытаться утвердиться за их счет…

Мил-человек, а ты не боишься, что плевки-то твои, они с тебя не смоются?
В общем, такое запоминается. По себе знаю. Ох, как такое запоминается! Только ли обрадуется Богомолов такой памяти?

Вряд ли.

А изменить уже ничего не получится. Такие дела.

P.S. Не удержусь.

В рецензии на сайте РИА Новости на спектакль Богомолова радостно сказано про Б.Г (вот кто их зацепил-то по-настоящему!): что он «последний год ничего не пишет».

А Б.Г пишет!

ПИТОМНИК ДЛЯ ПОГРОМОВ

Еврейский погром в аэропорту Дагестана — очередная «новация» в политической и общественной жизни России. Подобных событий не случалось много лет, а именно — больше полувека: еврейские погромы в последний раз, кажется, прошли в СССР после войны, в 1945 году, в Киеве. В их основе лежал жилищный вопрос.
В основе событий в Дагестане никаких материальных вопросов нет. Есть распаленная толпа потерявших человеческий облик погромщиков, и есть испуганные пассажиры самолетов. Есть два десятка пострадавших — вполне в духе средневековья, от камней.
В числе раненых, между прочим, сотрудники силовых структур, которые всю ночь не то, что справиться с громилами не могли, а, в общем-то, не слишком-то и хотели. По тем кадрам, которые мы видим, толпа свободно бродила по зданию аэропорта (заметим - международного) и взлетному полю, мило дискутировала с полицейскими, проявляющими заметную к ней симпатию, беспрепятственно обыскивала техпомещения и кидалась на самолеты.
Сейчас вроде бы накал схлынул, и наступает время попыток анализа произошедшего. Я уже видел версии о том, что а) погромы — это результат неких действий президента РФ, б) что это попытка «раскачать лодку» со стороны внешних сил, в первую очередь, конечно, Украины (это первое, что начинают сейчас у нас кричать мелкие руководители разного рода при ЧП). Думаю, появятся и другие версии.
Осмелюсь предположить, что никакого целенаправленного возбуждения дагестанских масс со стороны властей особо не было (некий телеграм-канал, к которому то ли причастен, то ли нет бывший депутат Пономарев, сыграл в событиях далеко не главную роль. Теперь на него еще и всех собак вешают, очень удобный канал оказался).
Я не заметил в происходящем какой-то системы или структуры. Скорее мне это напомнило такую картину: сидят гопники, пьют плохое пиво. Появляется кто-то и говорит: «Парни, там в соседнем дворе, Вовка-морковка мофон крутит заграничный, зыкинско. Пошли, отберем». Вся толпа встает и ломится в соседний двор. Там нет никакого Вовки с заграничным сверкающим магнитофоном, но гопота уже остановиться не может и ломает все, что попадается под руку.
Так, думаю, и здесь: кто-то сдуру вкинул, что вечером в воскресенье прибудет израильский борт. «Что, израильский? К нам евреев везут? К нам — евреев? Ну, это вообще…» И пошло-поехало.
Сдается мне, погромы — это в первую очередь следствие той специфической социальной и культурной политики, которую у нас в стране любовно пестуют и культивируют уже много лет. Ее составляющие — это подмена знаний агитацией, подавление любого инакомыслия, предельное упрощение картины мира, стремление к архаизации любой сферы жизни, четкое деление на «своих» и «чужих», и поощряемая агрессия в отношении тех, кого сегодня этими самыми «чужими» назначили.
Эти заботливо взращенные зерна и расцвели махровым цветом вечером в воскресенье в дагестанском аэропорту.
Между прочим, что-то в этом роде можно было ожидать. Это ведь не первая антисемитская выходка в регионе.
27 октября жители Кабардино-Балкарии опубликовали петицию против строительства Еврейского центра в Нальчике. Затем этот центр просто-напросто подожгли, оставили на стене здания надпись «Смерть яхудам» (евреям, то бишь).
28 октября в дагестанском городе Хасавюрт собралась толпа, требующая выселить из отеля евреев, по слухам остановившихся там. Два отеля проверили при полном попустительстве властей, евреев не нашли.
То есть, звоночки уже прозвенели. Погромы можно было просчитать и подготовиться к их пресечению. Ничего подобного сделано не было.
Ужасные события в Израиле эхом отзываются по всему миру, причем чаще не в пользу еврейского государства. Россия в этом конфликте пытается соблюсти баланс, но при этом традиционно держится ближе к арабам, видя в них, помимо прочего, антиамериканский потенциал. Увы, для нас это важнее погибших в резне израильтян. А соболезнование мы выразили, что ж еще надо?
В Россию приезжала делегация ХАМАС — мы же не считаем их террористами. Возможно, темой переговоров и были российские заложники, как об этом объявлял МИД, но в сознании отпечатывается не это. Люди смотрят телевизор, читают новости по официальным каналам и понимают, что коли ХАМАС приехал, значит, свои люди. Значит, так надо.
Большей части страны, как всегда, пофигу. Но для мусульманских регионов, сочувствующих палестинцам и поощряемых собственным руководством, это та самая спичка, которая зажигает большой пожар.
Да и высказывания первых лиц государства, в этом году обильные, на еврейскую тему весьма способствуют развитию антисемитских настроений. А уж совершенно ничем не прикрытая риторика участников всяческих эфиров на госканалах… Только и слышно, что «уничтожить».
Можно сколько угодно уверять, что в речах первых лиц государства имелись в виду конкретные персоны, и никакой это не антисемитизм. Люди запоминают в первую очередь не конкретику, а интонацию.
Людям все время подают сигнал «можно», всячески подмигивают, показывают зеленый свет — ну, так они встали и пошли громить. Громить — не строить. Это ведь так просто!
Вернусь к теме архаизации общества. Одна из непременных черт таковой — это беспрерывный поиск врага: самый легкий путь для власти канализировать общественное недовольство и направить его в нужное русло.
Врагов искали у нас всегда, сколько я себя помню. Сначала кавказцы. Потом мигранты. Потом — украинцы. Теперь — евреи… Завтра еще кого-нибудь отыщут. Что, разве не ожидаемо?
Какой печальный и противный парадокс: в России, которая одной из декларируемых целей войны с Украиной называет денацификацию, начались еврейские погромы. Доискались врага.
И, конечно, стоит отметить полный паралич власти. На мой взгляд, эти погромы показали невероятную слабость выстроенной в стране системы управления, когда власть на пятерку выучила, что делать с оппозицией (кстати: громить, здесь-то яблочко от яблони недалеко падает), но полностью теряется при столкновении с серьезным ЧП, к оппозиции отношения не имеющем.
Так было во время бунта Пригожина. Так случилось и в Дагестане.
Да они просто не понимали, что делать!
Пол ночи бесновалась толпа, и силовые структуры не предпринимали никаких действий (более того, погромщики обыскивали в поисках евреев автозаки, и никто им не препятствовал). Власти республики сначала молчали, затем выпустили призывы, звучащие весьма жалко и неубедительно.
Власти высших уровней молчали вообще. В долгие часы погрома я не слышал заявлений федеральных чиновников. Максимум — глава Дагестана. Наверное, сейчас подумают, как это обернуть, почешут в затылке, пожурят: ваши чувства понимаем, но так все-таки нельзя, нехорошо…
Нехорошо, да уж.
Я, конечно, не знаю, что вечером в «погромное» воскресенье происходило в кабинетах высоких политических деятелей, но живо представляю себе, как сидят люди и панически хватаются за головы: какой же приказ отдать? Разгонять? А может, наоборот? Ведь из центра сигналов не поступает! Как там отреагируют?
Представляю, какая межведомственная переписка развернулась, сколько телефонов оборвано — не в том ключе, чтобы что-то сделать, а согласовать заявление. Самим-то высказаться очень боязно, надо, чтобы все причастные одобрили.
Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Надо, чтобы вылетело правильное слово в правильном направлении, желательно со штампиком и печатью вышестоящих инстанций.
Отсюда и такая пауза между началом погрома и реакцией на него.
В принципе, можно сделать два основных вывода.
1) Данный погром — вряд ли результат некого целенаправленного воздействия. Скорее, это стихийно возникшее движение, ставшее возможным благодаря направленной на деградацию общества политике государства.
2) Вертикаль власти не сработала вообще. Местные власти не способны управлять чрезвычайной ситуацией без подсказок и указаний федерального центра, а центр не спешит таковые давать.
Таким образом, для погромов в России возникают идеальные условия. Очень не хочется, но не удивлюсь, если будут повторы.

У нас в подъезде была, помнится, история. Вселился в квартиру на шестом этаже новый сосед, который держал бультерьера. Несчастная собака была натаскана так, что бросалась на любое движение, причем неважно чье. Замечала движение — кидалась. Она бросалась на кусты, ветки которых колыхал ветер…
Собака терроризировала весь подъезд, весь двор и всю улицу. Выходя из дома, мы сначала долго прислушивались, не слышно ли в подъезде чего, и только потом выходили.
Хозяин сначала пытался с ней гулять днем в наморднике, но это оказалось невозможным: собака все равно нападала и драла всех, кого видела.
Затем он стал выводить ее по ночам, но все равно случались эксцессы. В конце концов он отдал терьера в питомник. Очень печалился — он был привязан к своему псу.
Мне кажется, это история про наше общество.
Осталось лишь питомник подобрать.