top of page

Зинаида Вилькорицкая (творческий псевдоним — Мадам Вилькори) — писатель, журналист, автор нескольких книг прозы, драматург. Редактор международного литературно-художественного альманаха «Новый Континент» (Чикаго, США). Член редколлегии общественно-познавательного журнала ИсраГео (Израиль), журнала для любителей путешествий «В загранке» (Швейцария), партнер литературно-художественного журнала «Метаморфозы» (Беларусь). Золотой Лауреат Национальной литературной премии «Золотое перо Руси» 2019 года в номинации «Юмор». Участник Всемирного литературного марафона «Горький – Нижний – 800». Финалист Международной Литературной премии ДАНКО (Международный литературный фестиваль имени Максима Горького, г. Нижний Новгород, 2021).  Лауреат международной канадской литературной премии им. Хемингуэя-2021 в номинации «Журналы» (редактор международного литературно-художественного альманаха «Новый Континент»)

Зинаида ВИЛЬКОРИЦКАЯ

 

Рассказы 2024

 

 

 

 

 

Птичка над моим окошком

Баланс на грани бытия

 

— Вы кто?

— Я?

— Да, вы.

— Я Витя.

— Ага. Значит, Виктор. Так бы сразу и сказали, а еще лучше написали бы на бирке. Вас тут много. Поди запомни каждого.

— Мама, я Витя.

— Давайте без фамильярностей. С какой стати вы мне мамкаете?

— Мама, это я, твой сын Витя.

— Зачем вы врете? С какой целью? Ваша ложь шита белыми нитками. Вы старше меня! Я вам в дочери гожусь! Мой сын ходит в детский сад, а вы… Зачем бородатому пожилому дядьке выдавать себя за маленького ребенка? Вам надо к психиатру. Посмотрите на себя в зеркало и устыдитесь!

… Как найти хотя бы приблизительный алгоритм житья-бытья с человеком, который внешне выглядит как мама, но выдвигает претензию за претензией, обвинение за обвинением, обиду за обидой, скандал за скандалом и устраивает разборки по любому пустяковому поводу?

 

— Вы считаете меня дурой? Я кто угодно, только не она! Я солистка филармонического оркестра! Прима! Мне сам… как же его фамилия… аккомпанировал! Зачем вы меня взаперти держите? Мое место — на сцене! Раз уж вам нисколечки не стыдно, сделайте мне одолжение и скажите, где мой муж. Я обязана рассказать ему, что потеряла Витю. Мой муж поможет его найти.

— Мама, я и есть твой сын Витя. А папу мы похоронили год назад.

— Федор. Я запрещаю вам моститься ко мне в родственники. Я не спрашиваю вас про вашего никчемного папашу, я спрашиваю про своего мужа. Аркадия. Да. Аркадия. Не этого Аркадия, а другого. Который Александр.

— Он умер. Ты разве не помнишь? И зовут его не Аркадий, не Александр, а Николай. Ты называла его Николашей. 

— Не надо мне тыкать. Вас дурно воспитали ваши родители. Я не обязана помнить всех Аркадиев. Я мама только для своего сына, для вас я Вера Рудольфовна. Запомнили? Отлично, Геннадий. А теперь возымейте, наконец, совесть и объясните, где я. С должным почтением.

— Вера Рудольфовна. Вы в своей квартире, в своей кровати… 

Виктор обладает невероятными запасами любви, терпения и выносливости. Мама на расстоянии вытянутой руки, но мамы нет. Уже давно нет. Сердце бьется, пульс присутствует, речь прекрасно сохранилась, а жизни нет. Мама мучается сама и мучает всех.

— Это не моя квартира и не моя кровать, Владимир. Я хочу домой. Меня здесь не кормят. Кто дал вам право морить меня голодом?

— Вера Рудольфовна, вы же всего десять минут назад ели!

— Ела? Ничего подобного. Немедленно дайте мне телефон! Я позвоню в полицию. Вас тут всех арестуют за издевательства надо мной!

 

«Папа, кому нужен этот подвиг? Бабушка Вера тебя не слышит. Назначила палачом и жуликом. Мы понимаем, что она болеет, но постоянно жить на пороховой бочке – невозможно. С кем она нормально общается, так это с соседкой Валей, которую всегда люто ненавидела и успешно донимала, а теперь считает сестрой-близняшкой. Родной сестры у бабушки Веры отродясь не было, но она об этом забыла».

 

Визиты соседки — шикарная возможность пожаловаться родному человеку на всех и вся. Ошарашенная объятиями и поцелуями Валя часами выслушивает тысяча и одну жалобу.

— Валюша, сестрица моя дорогая, забери меня к себе. Я не могу тут находиться. Ко мне по сто раз на день врывается орава дармоедов. Они из настенных часов выскакивают. Вчера без перерыва хулиганили. Перебили всю посуду, сожрали всю еду, разбросали все вещи из шкафа! Двадцать два человека ночевали под моей кроватью, украли купальник, поварешку и другие ценные вещи… Валюшенька моя родненькая, они меня обобрали. Мои любимые бриллиантовые сережки из ушей выдернули! Что ты сказала? Я никогда в жизни серег не носила и называла их мещанством? Я говорила, что дырки в ушах — идиотизм папуасов?! Ты сплетница! Почему меня все ненавидят? Травят! Тараканий спрей в еду брызгают! Валюнчик, ты только понюхай эту гадость. Говоришь, приличная еда? Ты с ними заодно? И почему ты напялила мое выпускное платье? Я в нем замуж выходить собиралась! Оно тебя уродует, а мне к лицу. Валька. Какая же ты скотина. Верни мою богемскую вазочку. Зачем ты ее в сумку положила? Что-что? В твоей сумке нет и не было моей вазочки? Ты продала ее барыгам! Почему у меня нет телефона? Куда вы его спрятали? Отдайте! Вы издеваетесь над живым человеком. Пусть полиция вас всех в тюрьму посадит! Не приходи ко мне больше!

 

На этом визиты соседки закончились, а сын Виктор остался.

— Евгений! Вы на себя в зеркало смотрели? Посмотрите. Увидите бесстыжую морду последней сволочи. Хотя бессмысленно: ваше зеркало — орудие пыток. Оно врет, что я старуха. Приделало мне морщины, седины, артрит и тромбофлебит.

Вера Рудольфовна не помнит, что ей девяносто три. Она швыряет на пол злокозненное зеркало — главного виновника своего ужасного преображения.

— Витечка, ты где? Смотри, какие птички за окном. Иди сюда, Витюша. Мама тебе покажет, где у птички клювик, хвостик, крылышки… Дайте моему мальчику пройти к окну. Мой птенчик хочет посмотреть гнездышко!

Мать пытается найти сына. Сын — на расстоянии вытянутой руки, но Вера Рудольфовна этого не понимает.

— Куда вы дели моего ребенка? Он же только что тут стоял, мы с ним разучивали «Птичка над моим окошком».  Витя, Витюша, куда ты исчез? Опять убежал на улицу? От футбола у тебя будет болеть голова, и ты не сможешь стать лауреатом, а когда тебя украдут цыгане, то заставят петь «Ай нанэ» и дергать плечами. Я миллион раз говорила тебе это. Витюша, ты где? Человек в любом возрасте хочет к маме. Такие малыши, как ты, просто обязаны быть рядом с мамой. Я совсем одна. Двух слов сказать не с кем… Только какой-то безобразный старик с бородой. Совсем тупой. Периодически льет слезы, как последний слюнтяй. Наверное, не говорит по-русски. Или глухонемой. 

 

«Дедушка Витя, почему прабабушка Вера поет одну и ту же песню? Она забыла все, кроме этой? А почему соседка тетя Валя говорит, что у нас филиал дурдома и что прабабушка Вера загнала на тот свет мужа и теперь загоняет сына? Дедушка Витя, если ты сын прабабушки Веры, почему она требует называть ее Верой Рудольфовной, как чужую?»

 

— Вы кто? Боже мой, Николаша. Ты где пропадал так долго? Николаша, со мной что-то неладное. За это нет прощения. Наш сын Витенька поет с цыганами «Ай нанэ», а птичка так и осталась невыученной. Наш ребенок пропал. Вместо него какой-то дядька. Николаша, я так перед тобой виновата. Я потеряла нашего Витю. Я не знаю, где он. Ты можешь приходить почаще, а не торчать в гараже возле своего мотоцикла? Вместо тебя, Николаша, эти сволочи постоянно подсовывают мне целую орду Аркадиев и Александров. Разве это назовешь жизнью? Коленька, милый, я хочу домой. Тут не мой дом, тут его фальшивая копия.

…Она еще что-то говорила. Как долго продлится этот баланс на грани бытия? Виктор отошел к окну, закрыл лицо ладонями. Его плечи тихо вздрагивали.

— Где мои сигареты? Я не могу без сигарет, а эти ненормальные врут, что я выкуриваю две с половиной пачки в день и что я полчаса назад уже курила. Николаша, у тебя сигареты с собой? Поделишься? Только так, чтобы никто не заметил: за мной постоянно следят, глаз с меня не спускают. Аркадий, ты понял? Чтобы никто не заметил! А то отберут, все выкурят, еще и пожар устроят, потом на меня свалят. Вредит курение моему здоровью или не вредит, не имеет значения. Мне важны редкие минуты моего спокойствия. У меня горе, Аркадий. Я плохая мать, не уследила за ребенком, и он потерялся… Мой дорогой мальчик испугался вон того злого дядьку и убежал. Меня держат взаперти и не дают его искать. Я даже в полицию позвонить не могу. Требую телефон, но как им пользоваться, забыла. Хорошо, что они мне его не дают.

Вера Рудольфовна путает все имена. Помнит только имя сына.

— Витюша, мальчик мой, вернись к маме. Я устала петь эту дурацкую птичку, чтобы ты ее услышал и пришел. Что там за тень? Что там за тень в углу? Вы кто?

— Я?

— Да, вы.

— Я — Витя.

— Ага. Значит, Виктор. Мне знакомо ваше лицо, но откуда я вас знаю… Извините, вспомнить не могу.

… Вы когда-нибудь видели, как плачет шестидесятилетний мужчина, мама которого жива, но заблудилась во времени-пространстве и все свои кошмары считает реальностью?

 

 

 

Сима, Мия и Аллергия

Почти педагогическая поэма

 

Мир, где живут дети, понятен и доступен взрослым, которые когда-то были детьми. Мир, где живут взрослые, пока непонятен детям. И от того, какие взрослые рядом, зависит многое. «Сима! — позвонила бывшая коллега. — Знакомая моей знакомой ищет няню для девочки и помощницу по хозяйству, Мэри Поппинс и Фрекен Бок в одном лице. Оплата приличная. Я тебя порекомендовала. Что за семья? Мама — из наших, с виду ангел. Психиатр по профессии. Папа-марокканец держит нехилый овощной бизнес. Девочка как девочка. Не грудная. Лет семи-восьми. Пока она в школе, ты крутишься по хозяйству. Часы работы гибкие. Еще один плюс — семейство живет от тебя неподалеку».

Так Сима стала вспомогательным приложением к стиральной машине, кухонному комбайну, посудомойке, пылесосу... И девочке по имени Мия.

— Сима, у мамы есть сумка из настоящего крокодила. Я ее боюсь, хоть она неживая. Сумки сами не кусаются. Папа говорит, у них только цена кусается. А мама сказала папе, что он ее не любит и что он жадный. А папа доказал маме, что не жадный и что любит. Купил ей крокодиловые туфли. Они еще больше кусаются, чем сумка, но маме не больно и не страшно. Маме приятно. У нее на дешевые туфли аллергия. Теперь мама ходит с крокодилом на ногах по улице и топает им на меня, когда я стучу мячом. А еще мамин крокодил сердится, когда я громко пою. Сима, почему у белого медведя такой маленький хвост? Он им махать может, как белка? Или не может? Сима, у мамы есть туфельная комната. Когда ты там будешь мыть пол, дашь мне поносить блестящие красные?

— Сима! Почему Мия ходит в моих туфлях? Она истопчет каблуки! Это не просто обувь. Это коллекция! Прошу уважать мои интересы. Вы обе шумите, как ненормальные! У меня сложная умственная работа. Неужели я не заслужила простой тишины в собственном доме? И научите, наконец, Мииного попугая правильно выговаривать мое имя. Не «Аллергия». Аллегра. В переводе с итальянского — энергичная.

Сима молча кивает.

— Сима, вы уже уходите? Прочитаете с Мией что-нибудь из Пушкина? Я с удовольствием отдалась бы Пушкину, но готовлюсь к завтрашнему заседанию. Сима, что вы за человек такой? Вы слишком медленно читаете Мие! Она должна чувствовать ритм! Это же великий Пушкин! У вас музыкальное образование? Какое? Музучилище? Это, конечно, не консерватория, но научить Мию играть «К Элизе» можете? Сначала гаммы, арпеджио? Мие не нужны гаммы. Ей нужно «К Элизе».

 

* * *

— Моя мама — доктор. Только она не кашель лечит. Она лечит то, чего мы не видим. Кашель мы тоже не видим. Мы его хорошо слышим. Мама больных на голову лечит. И папу вылечила. Он был больной на нервы, а как увидел маму, сразу выздоровел. Что тут думать? Мама красивая, папа красивый. Мама сделала папе одолжение и вышла за него замуж. А потом они меня родили. Я тоже красивая?

— Очень красивая.

— Кому верить, тебе, папе или маме? Ты говоришь, что я красивая, папа говорит, что я лучше всех на свете, мама говорит, что я похожа на папу и что быть похожей на папу плохо. У нас с папой слишком темная кожа. А няня Света сказала, что до папы Ицика у мамы были одни желающие приволокнуться. А он проявил серьезные намерения и женился. Мама его загипнотизировала, как удав кролика. Няня Света учила меня знать про жизнь. Мама ее выгнала и взяла Таню. Таня ничего по дому не делала и ругала маму за то, что она меня мало любит, а мама разозлилась и взяла тебя.

— Мия, ты самая хорошая, самая красивая и самая любимая.

— Да! — со счастливым лицом соглашается Мия. — Меня мама любит? Любит. Папа любит? Любит. Сима любит…

–—Сима! Мия! Ваши громкие разговоры мешают мне готовиться к семинару!  Идите на свежий воздух. Куда вы? В кино? Сима. Мия не заслужила кино. Пусть рисует слонов. Розовых. У нее слоны плохо выходят. Мия получает самые дорогие игрушки, экскурсии, кружки и ваши, Сима, услуги, но отдачи я не вижу. Ей нужно найти себя. В искусстве, например. Что-что? Мия нарисовала сорок розовых слонов и рыдала над каждым? Не хочет рисовать розовых, хочет разноцветных? Вы мне портите педагогику, Сима. Сколько можно рыдать? У меня аллергия на детский рев. Успокойте ребенка и не стройте из себя вторую маму. Кстати, Сима. Миин класс идет в поход. Моя очередь сопровождать детей, но я не смогу сходить в кустики, если захочу. Пойдете вместо меня? Отлично. Соберите Мию в поход, сопроводите и проверьте, хорошо ли она почистила зубы. Если у нее будет кариес, это на вашей совести.

— Сима, а давай ты будешь моей мамой? — шепчет Мия.

Сима – крепость, где можно переждать непогоду. 

— У тебя уже есть мама. Она хорошая. Просто очень занятая работой.  

— Игрушки в магазине меняют, а маму нельзя? Папу я бы оставила. Он на меня никогда не кричит, у него нет на меня аллергии. И он не выпускает попугая из клетки, чтобы Гоша ко мне не вернулся. Попугай меня любит и всегда возвращается, а мама громко удивляется, кто открыл клетку, чтобы Гоша улетел. Это мама открывала. Я видела. Ей Гоша надоел. Сима, ты мне дашь постучать деревянным молотком по мясу? Я хочу делать с тобой отбивные! Тук-тук-тук! Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!

— Сима, что за стук? Почему мой ребенок делает за вас вашу работу? Вы можете сделать отбивные завтра утром, пока Мия в школе. Что вы сказали? Завтра с утра у вас очередь к глазному? Зачем вам глазной? Перед глазами мелькают темные пятна? У вас проблема в голове, а не в глазах. Ваш глазной врач не разбирается в психиатрии. Поставил диагноз — глаукома... Это непрофессионально.

 

* * *

Поводов сбагрить ребенка — множество. Но иногда накатывает желание пообщаться: «Сима. Мия сильно выросла. Идите с ней покупать одежду, а я схожу к стилисту.  Мия, ты же хочешь, чтобы мама была красивая, чтобы с ней было приятно пройтись? Ты же не хочешь, чтобы мама выглядела, как Сима? Хочешь??? Сима. У вас странные морально-эстетические принципы. Вы прививаете моему ребенку дурной вкус. Мия, одежда подождет. Мы с тобой пойдем к стилисту. Вдвоем. Без Симы».

Мия не по годам умна и наблюдательна. Возможно, это заслуга предыдущих нянь. Возможно, природные данные. «Сима, мы с мамой вчера ходили к стилисту! Бедный Цахи получил от мамы хорошую головомойку! Мама сказала, что он поиздевался над ее волосами и их убил. А Цахи сказал, что мама уже пришла с соломой на голове и слушать никого не хотела. А мама сказала, что безрукие парикмахеры ничего не умеют делать, только деньги дерут. Такая работа маму абсолютно не устраивает. Цахи обиделся, что он уже не стилист, а парикмахер, и обозвал маму недовольной скупердяйкой. Потом они друг друга заблокировали. Мама весь вечер жаловалась папе, как сложно выжить родителям, если у их ребенка тупая няня. Тогда папа похвалил мамину прическу, а мама сделала селфи и выставила нас всех в фейсбук».

Вот какая мама, золотая прямо. Идеальную жену и образцово-показательную мать постоянно отвлекал семейный быт, а также девочка Мия и ее дурацкая няня с дурацкими притязаниями на материнские чувства к чужому ребенку.

— Сима. Не обнимайтесь с Мией. Это негигиенично. Ей это не нужно. Вы для нее посторонний человек. Любовь к детям каждый понимает по-своему. Материальные блага ценнее мнимой душевной близости и тактильных ощущений.  Я лучше знаю, что нужно моему ребенку. Передо мной никто не плясал на задних лапках — и ничего! Выросла и состоялась, дай бог каждому. Вам не приходило в голову, что любить можно без фанатизма? Миф о бескрайней материнской любви сильно раздут, а Мия всех строит и всеми командует. Ничего не хочет делать, что ей говорят. Она хочет, чтобы все делали, как она скажет. Кстати, Сима. Я забыла предупредить. Час назад Ицик с Мией укатили в Эйлат к дельфинам. Ребенка нет, зарплата идет… Сима. Хочу спросить. Откуда у тебя эта золотая цепочка? Ее случайно не мой муж подарил? Говоришь, от бабушки досталась? Ты нагло врешь! Ты одна из Ициковых пассий! У меня аллергия на всех вас! А может, это моя цепочка на твою шею перекочевала? Надеюсь, полицию вызывать не придется… Или придется? Что скажешь, Сима? Надо проверить шкатулку. Чего там еще не хватает?

– Я не могу это выдерживать. Даже ради Мии не могу. Чтоб у тебя, гадина, руки-ноги отсохли и язык онемел! — Сима стиснула зубы. Заболела голова, зашумело в ушах. Сквозь шквал ярости, которой раньше никогда не испытывала, зажмурила глаза, представила Аллегру в инвалидной коляске и шагнула к двери, чтобы больше не возвращаться.  

Аллегра схватилась за сердце, застонала и, медленно скользя по стенке, осела на пол.

Услышав за спиной глухой стук, Сима обернулась. Аллегра лежала на полу. Выпученные глаза уставились в потолок. «Сима! Сима! Аллергия!» — истошно вопил попугай.

— Аллегра, что с вами? — ответа не получила. Вызвала «скорую». Поскольку дома никого не было, пришлось сопровождать в больницу, ждать вердикта медиков, звонить Ицику…

 

* * *

«Сима! Какая мама стала хорошая! Жалко, что ты не видишь. Она такая тихая, ее смело обнимать можно и по щекам гладить! Она теперь всегда молчит. А раньше злилась: «Мия, убери руки, на них микробы. Они травмируют кожу! Мия, ты плохо нарисовала мой портрет! Любимую маму могла бы и получше! Мия, не давай попугаю жареную картошку!» Сима, у нас теперь живет няня Света. Она носит все мамины туфли и дает поносить мне. Сима, я очень-очень по тебе скучаю».

 

* * *

Через пару десятков лет Сима зашла в уютное кафе на набережной и прямо с порога услышала знакомые интонации: «Это разве кофе? Почему он остывший? Это разве круассан? В нем шоколада — кот наплакал! Это издевательство! Безрукий персонал ничего не умеет делать, а деньги дерет. Такое обслуживание меня абсолютно не устраивает!»

Неужели Аллегра выздоровела?

За столиком сидела Мия, с возрастом еще больше похожая на папу, но характер явно мамин.

— Мия, милая, ты меня узнаешь? Я Сима.

— О, Сима! Ма нишма? Что слышно?

— У меня все в норме. Лучше расскажи, как ты.

— Аколь ле нахон. Все неправильно! — засмеялась Мия. — Поэтому я везде устанавливаю свои порядки. Управлюсь с любым крокодилом. 

— Я только что слышала. Как мама?

— Нормально. Не помнит, как ее зовут. Не ходит, никого не узнает, никого не достает. Всем улыбается. Аллергией не страдает. Это тоже хорошо.

— Как папа?

– Его новая подруга сдувает с него пылинки. Он счастлив.

Разговор прервался телефонным звонком.

— Сима, мне надо бежать к машине. Что за люди! Я оставила дочку на заднем сиденье, заперла дверь, чтобы ребенка не украли. И зашла сюда попить кофе. Какая-то дура из тех, кому до всего дело, углядела мою Николь и позвонила в миштару. Полицейская деваха меня вызывает! Говорит, что лучше помереть без кофе, чем оставить грудного ребенка одного! 

«Аллергия неистребима и просто так не сдается», — подумала Сима.

Вилькорицкая.jpg
bottom of page