Карл Рамаль

СВОИ ЛЮДИ В АДУ

 

«Это выглядит… Я думаю, что вы фотографии видели,

но вы всего не видели. Мы даже все это не можем показывать.

Это невозможно показывать, потому что это невозможно

даже для нашего населения — показывать, как это выглядит».

Из запрещенного в России

интервью президента Украины Владимира Зеленского

ряду российских журналистов,

27 марта 2022 года.

 

ВОЙНА. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

 

1.

 

https://www.youtube.com/watch?v=aZpO-XUdsSo

 

(В тексте книги приводятся ссылки на видеоролики из YouTube. Автор должен предупредить о двух вещах: 1) это ролики о войне, содержащие сцены жесткости, насилия, бомбежек и страданий людских. Пусть читатель решает сам, смотреть ему эти кадры, или воздержаться. Пусть также читатель решает, постановочные ли это кадры, или реальные. 2) Часть роликов — это новостные выпуски разных СМИ, на которые распространяется авторское право. К сожалению, у автора нет возможности должным образом урегулировать вопрос использования данного контента в своей книге, но все ролики лежат в открытом доступе. Если у кого-либо возникнут претензии к использованию, автор готов заменить видеоряд по первому требованию. К сожалению, недостатка в таких видео нет).

 

 

24. 02. 2022.

05:49 ПУТИН: РФ ПРОВЕДЕТ СПЕЦИАЛЬНУЮ ВОЕННУЮ ОПЕРАЦИЮ В ДОНБАССЕ В СООТВЕТСТВИИ С УСТАВОМ ООН И ДОГОВОРАМИ С ЛНР И ДНР

05:54 ПУТИН: ПРИЗЫВАЮ НЕМЕДЛЕННО СЛОЖИТЬ ОРУЖИЕ УКРАИНСКИХ ВОЕННЫХ

05:55 ПУТИН: ПРАВДА НА НАШЕЙ СТОРОНЕ

06:14 КОРРЕСПОНДЕНТ CNN ИЗ ХАРЬКОВА СООБЩИЛ, ЧТО СЛЫШИТ СЕРИЮ ВЗРЫВОВ

(Это первые молнии информагентств непосредственно о начале войны, они приводятся здесь с сохранением времени выпуска и формулировок. Далее по тексту формулировки сохраняются, но время выпуска не приводится. Уже незачем).  

 

 

В Москве жил журналист.

Журналиста родные и близкие прозвали для краткости Вас, а имя-фамилия-отчество такие: Василий Сергеевич Власьев.

Василий Сергеевич Власьев, по прозвищу Вас, был один из первых, кто узнал о том, что началась война. Noblesse oblige.

Когда началось военное обращение президента, Васу снились женщины. Среди них не было жены, которая лежала сейчас рядом, касаясь холодными пятками его ног. Другие женщины.

Ему часто снились эротические сны.

Василий Власьев, ведущий сотрудник крупного СМИ; он спал, ему снились женщины, его выдрали из сна; когда его выдрали из сна, самолеты уже вылетели бомбить Украину.

Заранее об обращении президента никто не предупреждал. Секретность, все такое. Спецоперация — застали всех врасплох.

— Война началась!

И короткий мат. На длинный времени не хватило.

Первое чувство, которое Вас испытал, — безнадежность. Не страх, не гнев, не тревога, не стыд, — ничего, кроме глубочайшей, отчетливой безнадеги: такая тупая мысль — «все кончено». Назойливая мысль, болезненная и тяжелая, как мигрень.

Они пошли на это. Они начали войну. Они… Они…

Он даже остался спокоен в первую минуту, пока известие еще не пробилось в самые глубины мысли, не разорвалось там. Просто открыл глаза, выслушал фразу — «война началась», и ощутил бездну.

А вокруг продолжался час самого самозабвенного, сладкого сна. Мозг в вате, тишина в квартире, редеющая уже темень на улице, — от раскрытого чересчур широко окна несет морозцем. Мирно, спокойно, все спят. Никто еще не знает, что:

— Война!

Затем показалось — под дых врезали, подло так, внезапно; дыхание перехватило, словно воздух весь исчез. Без дыхания парил над пропастью; пропасть такая под ногами разверзлась в одну секунду, что дна не видать. Такая реальная пропасть, что он даже дыхание задержал, скидывая ноги с кровати.

Пятки дробно стукнули о паркет. Паркет лаком бы заново покрыть, протерся…

Все обветшало, знаете ли.

Обычно он просыпался медленно; не как в юности, когда вскочил и сразу включился. Несколько минут требовалось на осознание окружающего мира, который сначала всегда мутен и лишь постепенно проявляется в четкости, фокусируется.

Нынче утром не так, все не так: мир просто исчез. Схлопнулся мир. Нечего осознавать.

Безнадежность и следом, третьим номером, накативший ужас — как услышал слово «война», так тяжелой волной оказался объят, моментально, как будто затопило с головой, тошнотворный абстрактный страх — даже и не скажешь, отчего и за кого, ведь на Васову голову бомбы не падали, автоматы в его волосатую грудь не стреляли. Мыслей в голове никаких, просто — паникой затопило, хлюп, и с головой туда ушел.

И — четвертым чувством (только лишь четвертым) — жгучий стыд. А ведь еще не знал, ничего не прочел, не просмотрел, не увидел еще, как они это обернут, в какую хлестко-патриотичную мишуру упакуют. Ясно — мы напали (аж уши запылали, хотя Васу казалось, что от таких эмоций он, толстокожий журналист со стажем работы в два десятка лет, отвык напрочь).

Мы. Мы напали. Вот эта мысль — она даже увиделась Васу визуально, в виде какого-то страшного вонючего насекомого. Насекомое нетерпеливо сучило покрытые волосами лапки.

А и в правду насекомые в этом году даже зимой одолели. Мухи. То ли из-за кафе внизу, то ли из подвалов сырых и своею тайной жизнью живущих… Уж он их травил, бил свернутою в трубку газету — они размножались быстрее, чем погибали, и вились по комнате, черт бы их драл. Мушиный год.

Вас еще не почувствовал, но уже подумал. Мы — это мы напали, господи, да не может же такого быть, да вранье ведь это все, да ну какая там война, в наше время даже самый чокнутый правитель не пойдет на такое, это же смерть.

Вот какая штука: даже тени предположения не мелькнуло, что — на нас могут напасть. Сразу: мы, мы напали.

Мы напали, и теперь там, в Украине, убиваем людей.

Власьев был одним из немногих, кто войну провидел, допускал ее возможность. Допускал — и одновременно отвергал эту мысль. Отвергал, потому что: не может быть. Просто не может быть.

Дуализм. Двуличие. Раздвоение личности.

Жена спала очень крепко. Она всегда спала так, что можно было стрелять над ухом — не проснулась бы. Она чуть слышно простонала, повернулась на другой бок, откинув одеяло и обнажив длинные гладкие ноги; Вас зацепился за их геометрическую, линейную правильность и поразился, что может даже испытывать какие-то еще эмоции при виде обнаженного женского тела. Он положил руку на бедро, потряс.

Викуся перекатилась на спину: она привыкла — муж часто будил ее на рассвете; но Вас продолжал трясти, и она все-таки приоткрыла глаза.

— Ты что?

Он, все еще в страхе, выплюнул в нее это грязное слово:

— Вика, война!

Она помолчала, блуждая в зыбких туманностях своих видений. Вас видел, как поблескивают ее глаза.

— Ты сейчас сядешь работать?

— Да.

— Тогда я еще посплю.

Он застыл в ошеломлении:

— Вика, ты слышала — война, война же!

Вика уже лежала лицом к стене, обратно задремывая.

— Что ты кричишь… — пробормотала она сонно, — потом расскажешь.

Шикарное тело, стройное, белеющее в рассветной серости; грива черных блестящих волос. Соблазнительная округлость бедра, томность трогательного плеча.

Он любил женщин.

Вас шепотом матюгнулся: вот это реакция. Вот это нервы! Ему бы такие нервы, честное слово; а вообще — угораздило его жениться на… не на стерве, нет. На такой бесчувственной колобашке. Главное, в постели-то горяча, все как надо, а реакция на внешние раздражители — нулевая, словно какой-то робот-андроид.

Хотя может оно и к лучшему теперь, роботам-то война нипочем. Им и жизнь-то нипочем, они же не живые. Колобашки.

Схватил телефон, глянул время: 6:15 утра, помчался в ванную, плеснул горсть воды ледяной в небритое лицо. Ну и морда, Васька! Усмехнулся нервно, подрагивая уголками вялого, слабого, перепуганного рта. Перекошенная, как с перепою, рожа; красные глаза с потеками гноя в уголках, опухшие щеки… Вас водил по серой коже трехлезвийным «Жилеттом», стараясь не порезаться — кассета забилась противной пеной с крошечными волосиками, надо менять… Надо новый баллончик с пеной для бритья купить, этот заканчивается.

Все заканчивается, все.

Взял ножницы, подрезал аккуратно усы, морщась — на правой ноздре вскочил прыщ. Мощный такой прыщ. Зеркало бы протереть; недостаточно четко отражается значительность круглой рожи известного журналиста, идущего освещать ратные подвиги святого воинства.

А какие же еще? Других у нас не бывает.

Рожа как груша. Эвона как щеки обвисли, как сдувшиеся шары. А под глазами какая чернь, это отчего? А уши что алеют? А почему голова трясется, как у старика? Причесаться, что ли…

Экий видок у тебя, известный журналист. Да, брат, ты уже немолод для таких штук. Тебе надо больше спать. Вчера лег поздно… В мире лег… В согласии… В душевном спокойствии.

Затрепался с друзьями.

Вчера засиделись допоздна, в Zoom, старинной приятельской компанией — Поповыми, Древалями, Леной Авдолян, Толей Кищенко. Хотели было собраться очно, да разнылись: ой, будний день, ой, все после работы, все устали, давайте так, в зуме посидим…

21 век, новые технологии: зум заменил кухни. А война — все так же. И смерть от века не зависит…

Ну что ж, посидели. О последних событиях говорили вяло, без азарта — политика всем надоела до чертиков, уж очень ее, политики, много стало в последние годы, никакой личной жизни.

А что рассусоливать? Войны не будет — на том дружно сошлись.

— Да кто будет из-за этих донбасских бандюганов-то воевать, сам подумай…

— Невыгодно.

Вас, стараясь не думать о том, что он может быть неправ, принимал авторитетный вид и говорил веские слова со ссылкой на собственный инсайд:

— Ничего не будет. Невыгодно. Пугают, повышают ставки.

Повышать ставки — любимое политическое выражение той зимы. Думали, что все — игра, рулетка, привычное мотание нервов.

Так ведь и впрямь Васу шепотком говорили несколько высокопоставленных деятелей — «нет, мы не сумасшедшие, мы туда не полезем».

Но в 14-м году тоже так говорили. Все говорили — от президента до именитых журналистов — «Вы что, с ума сошли, как вы это представляете: чтобы Россия взяла Крым? Вы что, войнушку хотите?»

Взяли. И война тогда тоже началась.

Поэтому и осознавал Вас, давя панику: могут, они все могут, они таки сумасшедшие…

И не верил. Вслух убеждал и себя, и друзей:

— Невыгодно. Невыгодно? Невыгодно!!!

Ин-сайд. Эти люди если уж сказали, то инфа — 100%, сами понимаете, зря языком трепать не станут…

Вот о выставке Врубеля много говорили: восторг.

О путешествиях.

О детях поговорили — выросли уже, как время-то летит, да? Многообещающие детки, талантливые.

Потом воспоминания поехали потоком; а воспоминания — это надолго. Лег ближе к полуночи, когда жена уже выключила свет и спала. Уже довольно давно они друг друга не ждали в постели, засыпали порознь.

Ну не выспится он, ну будет клевать носом, так ведь четверг — обычный рабочий день, до отбоя как-нибудь просидим… Это мы умеем, любим, практикуем — тянуть время.

А что бы изменилось, если бы лег рано?

Вас — голова чугунная, в халате и в хаосе — кинулся к ноутбуку.

Одна щека сочилась сукровицей — все-таки умудрился порезаться. Он поднял бессильную руку, размазал бледно-красную каплю; надо бы ногти подстричь. Надо бы…

За окном совсем рассвело, утро наступило, улица зашумела. Дворник заскреб по льду на тротуаре, рядом с подъездом пыхтела оранжевая уборочная машина. В кафе внизу привезли запас продуктов на веселеньком китайском грузовичке.

Конец февраля; конец зимы — конец?

Подключился к лентам новостей и сразу глазами поплыл: сплошь «молнии».

 

В РАЙОНЕ АЭРОПОРТА БОРИСПОЛЬ СЛЫШНА СТРЕЛЬБА — СМИ

УКРАИНСКИЕ СМИ СООБЩАЮТ, ЧТО ВЗРЫВЫ СЛЫШНЫ В КИЕВЕ, КРАМАТОРСКЕ, ОДЕССЕ, ХАРЬКОВЕ, БЕРДЯНСКЕ

ЗЕЛЕНСКИЙ ОБЪЯВИЛ О ВВЕДЕНИИ ВОЕННОГО ПОЛОЖЕНИЯ НА ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ УКРАИНЫ

 

Посыпалось из всех регионов и городов Украины. Уже к восьми утра журналистам казалось, что не осталось там такого места, которое не подало сигнала бедствия.

Вот так она началась, эта война, для Васа.

 

2.

 

https://www.youtube.com/watch?v=To_MBlsyqTM

 

ПУТИН О ПРОВЕДЕНИИ ОПЕРАЦИИ НА ДОНБАССЕ: РОССИИ НЕ ОСТАВИЛИ ВЫБОРА

НАСЕЛЕНИЮ УКРАИНЫ НИЧЕГО НЕ УГРОЖАЕТ — МИНОБОРОНЫ РФ

 

Вообще, конечно, имел место первые часы полный хаос. Поток информации, дезинформации и пропаганды хлынул чудовищный, его и две редакции были бы не в состоянии переварить. Его мир не мог переварить.

Люди, полностью дезориентированные, не знали, что им можно делать, что нельзя. Сотрудники были напуганы, злы, растеряны.

С первой секунды посыпались запреты и указания. Буквально: с первой. В неимоверном количестве.

Чат (работали удаленно: пандемия) переполнился ими и захлебнулся.

«Ничего не давать до официального релиза!»

«Да как же так? Да это же важно! Да вы поглядите, что происходит! Другие же сейчас дадут!»

«Не давать!!!»

Войну, конечно же, сразу стали брать под жесткий информационный контроль.

«Коллеги, по поводу новостей со стороны Киева просьба советоваться с руководством! По поводу новостей о проходах российских войск — то же самое!»

«Коллеги, украинские новости пока не вообще не даем, источники из ДНР/ЛНР — не даем! Только официальная информация. Сейчас лучше недодать, чем дать что-то не то».

«Да как же так!»

«Красиво живем».

«Указание сверху».

«Такое не давать?»

«Что там?»

«Согласно источникам в Минобороны Украины, в 5.00 начались ракетные обстрелы военных объектов по всей Украине. «Грады» бьют вдоль всей границы — от Луганска до Житомира", — сказал источник. В Николаеве сильные пожары. В Харькове уничтожен склад ракетно-артиллерийского вооружения…»

«Нет. Никаких военных действий со ссылкой на источники»

«А такое…»

Зло Вас отстукал в общий чат, аж пальцам больно стало:

«Коллеги, сейчас пока никто не понимает, как это освещать, поэтому надо проявлять крайнюю аккуратность. Короче, так, пока пишем максимально обезличено, не надо — «российская армия ударила», надо что-то типа «зафиксированы взрывы там-то». И все через руководство. И вообще, давайте все, что из Киева, мне, я буду выписывать и согласовывать»

Молодой Игорь Пантелеев написал:

«Смотрите, вот такое нельзя: с 5:00 была атакована граница в нескольких местах, сообщают в погранвойсках Украины. Так, был атакован на погранпункт "Гоптовка" в Харьковской области. На погранпункт "Бачевск" совершен атака с использованием бронетехники. Другие погранпункты атакованы «Градами».

Вас ответил:

«В общем, подтверждаю — ВСЕ из Украины пока не публиковать, скидывайте мне».

«Коллеги, внимание. Такое: «ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ ЛНР НАЧИНАЮТ ШТУРМ ПОДКОНТРОЛЬНОГО КИЕВУ ГОРОДА СЧАСТЬЕ» — только через руководство!»

«Уже и этих режем?»

«Все режем, все. А, нет, новое указание — ДНР/ЛНР можно официальные лица давать без согласования, слава тебе господи»

«Точно?»

Вот, запугали мальчишку… Пантелеев уже во всем сомневаться готов.

«Точно. Отписывай быстрей, пока опять не запретили».

«Доброе утро, мальчики!»

Коллега Горчинская включилась. Во дает — «доброе утро». Как это сейчас звучит-то!

Сегодня.

Доброе.

Утро.

Но быстро исправилась:

«Мальчики, какой кошмар!»

«Да уж», — хором реагировали мальчики, и только Вас продолжал строчить указания, ибо доля начальника сурова и тяжела: руководить, рулить, управлять, уметь спихивать ответственность на других, но в первую очередь, в самую что ни на есть первейшую — доводить до сотрудников ЦУ...

Мальчиков и девочек в отделе восемь человек и еще один стажер. И все в шоке. Десять, стало быть, шоков, если считать с ним, Васом, руководителем отдела.

«Новое ЦУ: публичные заявления лидеров Запада по Украине даем. Но помнить о модальности: не должно быть ругательной риторики. Если в цитатах — расковычивайте, переводите в косвенную речь. В общем, по обычной схеме».

«Новое ЦУ: тему о вводе каких-либо войск или обстрелов Украины с территории Белоруссии больше не даем! Сейчас будут опровергать»

«Новое ЦУ: свыше велено опубликовать полный текст утреннего обращения президента»

Звонок. Руководство.

— Какой идиот разместил на сайте сообщение о взрыве телебашни? Это деза, деза хохлятская!

«Коллеги, новое ЦУ: ничего из Украины никому не брать, не публиковать, с Украиной работаю только я! Сейчас прошла деза про телебашню. Не делайте так больше. Так, еще одно — про сбитие всякими лнр-днр самолетов больше не давать. Логика такая, что ничего они сбить не могут…»

«Кто не может?»

Это вскинулся Слава Мутовкин, еще один молодой сотрудник. Тоже — пылкий…

«Да все, еб….»

Раньше матерились вслух, да и сейчас наверняка не стеснялись перед компьютерами, а теперь уже и письменно начали. Надо бы сказать, чтобы не ругались в чате. Погоди, а кто это написал? Я написал… Еб.

Пантелеев:

«Про массовое бегство давайте отвалим, агитпроп очевидный»

Вас:

«Уже. Вот пойми их. Байрактар велено зафигачить».

Мутовкин:

«А мне велели дать про сбитые Су-24»

Горчинская:

«А что делать с депутатами, мальчики? Они такие противные!»

«Отваливайте, Лиза, не до этих долбоебов…»

Звонок руководства:

— Почему не публикуете комментарий Слуцкого?

— Федор Сергеевич, ну пропаганда же, ну до него ли сейчас… — сказал Вас, дыша, как бык после отела.

— Да что вы все… Идиоты! Там важная вещь!

Руководство тоже сипело в трубку, как… как большой бык. После большого отела.

— У Слуцкого важная вещь? — позволил себе вежливо сыронизировать Вас.

Шеф принял за чистую монету:

— Да вот же, смотри, молния в агентствах, что мы не попрем вглубь, а только ДНР и ЛНР хотим. Кто еще это скажет? Пиши! Это же крайне, крайне важно! Понимать надо!

«Лиза, отпишите Слуцкого», — отстукал Вас так сильно, что заболели подушечки пальцев. Клавиатура хрустнула. Он сунул палец в рот, стал сосать. Горчинская разместила грустный смайлик.

Хаос. Метание.

Но и нечто было в этом положительное: думать просто не успевали. Думать, анализировать, ужасаться, рвать остатки волос на голове. Волосы когда-то были красивые, каштановые, густые — женщины любили их гладить да перебирать между пальцами, да вот беда — Вас рано начал седеть и лысеть. Сейчас чуть подозрительной рыжины по краям, а остальное — даже не белое, а какое-то серенькое, ломкое. Залысины на лбу ползут вверх, оставив нелепую дорожку волосяную посередине, как ирокез у панков.

В волосы сейчас очень хотелось вцепиться и драть, драть до слез — только бы не видеть всего этого, войны, краха всего — а Вас как-то очень четко осознал, что это крах, крах.

Все пропало.

Волосы драть, ишь чего выдумал, а толку-то. Только материал без толку переводить…

Как же хреново. Вот как же хреново-то.

И сразу подумал — хреново тебе, а там умирают люди.

И сразу загордился тем, что это подумал: все-таки человек, все-таки не угасла в тебе, Вас, искра вот эта божья: сопереживание, умение не забывать, что другим хуже... Не до донышка очерствел.

И сразу себя за эту гордыню стал укорять.

И сразу прекратил укорять: некогда.

Звонок. Руководство. Проклятый телефон. Кто выдумал эту идиотскую мобильную связь? Отключить, что ли, достали уже, сволочи…

— Вас, зачем вы тратите время на Слуцкого? Это же пропаганда. Не надо, не надо этого! Мы таким не занимаемся.

— Да вы же сами велели…

— Ты, Вас, это, давай не надо вот этого всего. Понимать надо! Не до долбоебов сейчас…

— Есть, Федор Сергеевич.

Вас положил трубку, высморкался и долго, со вкусом матерился, не переставая молотить бедную клавиатуру по клавишам.

И наконец:

«Вниманию средств массовой информации и иных информационных ресурсов.

За последние часы значительно возросло количество случаев распространения средствами массовой информации и иными информационными ресурсами, осуществляющими свою деятельность в сети «Интернет», непроверенной и недостоверной информации.

Обращаем внимание на то, что редакции средств массовой информации до выпуска в свет (эфир) материалов согласно статье 49 Закона о СМИ обязаны устанавливать их достоверность.

Роскомнадзор информирует средства массовой информации, информационные ресурсы, что при подготовке своих материалов и публикаций, касающихся проведения специальной операции в связи с ситуацией в Луганской народной республике и Донецкой народной республике, они обязаны использовать информацию и данные, полученные ими только из официальных российских источников.

Напоминаем, что распространение заведомо ложной информации влечет за собой ответственность, предусмотренную статьёй 13.15 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушения в виде административного штрафа на сумму до 5 млн рублей.

Распространение ложной информации в сети «Интернет» повлечет за собой незамедлительную блокировку таких материалов со стороны Роскомнадзора согласно ст. 15.3 Федерального закона № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».

Подчеркиваем, что именно российские официальные информационные источники располагают и распространяют достоверную и актуальную информацию.

Роскомнадзор предупредил средства массовой информации и информационные ресурсы, что при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины они обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ».

Вот теперь обалдели все.

 

3.

 

https://www.youtube.com/watch?v=8WRgvF6Kxdo

 

ВОЛОДИН В ОБРАЩЕНИИ К УКРАИНЦАМ: МЫ СЧИТАЛИ И СЧИТАЕМ ВАС БРАТСКИМ НАРОДОМ

ДАННЫЕ СРЕДСТВ РАЗВЕДКИ ПОКАЗЫВАЮТ, ЧТО ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ И ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ ВСУ МАССОВО ПОКИДАЮТ ЗАНИМАЕМЫЕ ПОЗИЦИИ, БРОСАЯ ВООРУЖЕНИЕ — МИНОБОРОНЫ РФ

 

— И что нам теперь делать? — растерянно спросил после гневного окрика Роскомнадзора Вас, уставившись в стену, и даже забыл выругаться.

Стену лет пять назад тщательно выровняли, покрыли слоями штукатурки, обложили бледно-зеленым гипсокартоном и еще какой-то строительной дрянью — в квартире все покрылось известью; фикусы приобрели вид гипсовых статуй. Поклеили красивые серые обои по Викусиному выбору; жена и выступила в качестве зачинщика всего этого безобразия. Мол, все в ужасном состоянии, сгнило, гвоздя не вбить (это когда же ты, дорогая, последний раз гвозди вбивала, хотел съехидничать Вас и промолчал); как же в такой обитать?

За починку жилья Вас заплатил кучу денег. Власьевы ремонтом очень гордились, хотя временами Васу не хватало чего-то, к чему он прикипел, прожив долгое время в старой московской квартире. Ушло что-то и не вернется никогда…

— Ты что-то сказал? — крикнула из соседней комнаты Викуся.

Она встала часов в одиннадцать. Потянулась — как кошка, и в другое время Вас бы отвлекся от работы (а и отвлекался, про себя ухмыляясь — удаленка все-таки отличная штука). Но сейчас даже не заметил; Викуся не то чтобы удивилась, но почуяла что-то не то. Вспомнила:

— Что ты там говорил?

Подошла к нему, оперлась на плечо, глянула. Глаза стали сразу из сонных, туманных очень внимательными, потемнели, погустели.

А Вас только что поссорился с шефом — отказался давать материал из ДНР про то, как Киев лжет, утверждая об уничтожении гражданских объектов.

— Вы же сами говорили — не давать пропа.

— Это не проп! Публику й! — орало руководство, и Вас представлял, как наливается нездоровой бурой кровью мясистый шефов затылок.

Вас безнадежно махнул рукой, нажал на кнопку, в бессчетный раз за 20 лет службы пообещал себе не спорить с начальством. Никогда он еще в таких дискуссиях верха не брал.

— Ты что, Власьев, не видишь, что творится? — тоном ниже сказал шеф. — Война. Не до твоего упрямства. Все ведь, блядь, к черту покатилось… А это ссылочный материал.

«Боже, война, а они думают о ссылках»…

От одного этого затошнило — там ведь люди гибнут, а у руководства — ссылки… А ты, Вас, кто? Руководство, хоть и не великое. Стало быть, в любой экстремальной ситуации ты, верный и один из лучших сотрудников редакции, должен думать о ее интересах и таковые блюсти, не щадя живота своего…

И чести своей.

Впрочем, какая там честь-то, за двадцать-то лет работы.

Но шеф-то прав — ссылочно, еще как, эксклюзив же! Ситуация экстремальная? Экстремальнее некуда. Сейчас все расхватают — Рейтер, Блумберг.

Стало быть, это важно.

Какой был в молодости восторг, когда ты делал материал и видел, как на эти буковки, тобою тщательно выписанные, в слова трудолюбиво сложенные, начинают ссылаться то один сайт, то другой, а потом — крупная газета, а потом — западные СМИ, а потом крупнейшие мировые агентства… Это, помнится, было похлеще секса удовольствие!

Начальство на летучке добросовестно ссылки перечисляло: Рейтер, Блумберг, ДПА, Синьхуа… И чувствовал себя молодой Вас королем мира и окрестностей, окрылялся и кидался дальше в самую гущу, полагая жизнь свою удавшейся и наполненной важнейшим смыслом.

Давно уже выдохся. Стареем мы, знаете ли, гаснем.

Выродились.

Вот до чего дошло.

Викуся дунула в ухо вполголоса:

— Вас, как думаешь, это надолго все?

Вас дико косился на нее.

— Васенька, ты плохо выглядишь, — обеспокоилась жена. — Давление поднялось, да? Сейчас я таблетку…

— Да отстань ты, ради бога, — не выдержал Вас и повторил слова шефа. — Не видишь, что ли, что творится?

— Я принесу лекарство, — спокойно сказала Викуся и отошла, послышался шорох: одевалась.

«Как хорошо, что у нас детей нет», — подумал вдруг Вас.

Холодная рука подсунула ему таблетку, он покорно выпил.

Горькое. Гадость.

Все вдруг стало кругом горькое и гадость.

Стыд, страх, растерянность — эти чувства не проходили, не сглаживались, лишь усиливались, когда Власу приходила информация о боях вокруг Харькова, бомбежках Киева, взрывах вблизи Одессы, Днепра, Мариуполя, Краматорска и Ивано-Франковска. Уже гибли люди — и военные, и гражданские, которые спокойно спали и не знали, что назначены к уничтожению собственными соседями. Началось наступление — с трёх направлений, из Белоруссии, из Донбасса, из Крыма. Начались бои под Сумами.

Под Сумами! Под Харьковом! Под Киевом! Одесса!

Эти названия в военном контексте читать было просто невыносимо, больно, нереально. Не мог себе представить даже столь закаленный годами дерьма разум, как у Васа, что ему придется писать такое. Не могло быть такого, чтобы Россия подвергала бомбежке украинские города. Но это случилось, и с этой мыслью предстояло по крайней мере свыкнуться, потому что это был факт. Как сам Вас любил говаривать — «факт в нашем деле самое ценное, краеугольное. Факт лежит в основе всего, а уж его интерпретация — дело десятое».

А уж, казалось Васу в то утро, факты бомбежек вообще не подлежали каким-то иным интерпретациям: Россия атаковала Украину. Это российские бомбы падают на украинские города и села. Что тут можно сказать?

Да ведь можно же! Они, они, оказывается во всем виноваты! Видать, потому и бомбим, что они в чем-то оказались перед нами виноваты.

Надо только придумать, в чем.

Все можно. Война — с первых ее минут — время разнузданное. Война: правил больше нет, никаких.

Да и предвоенная практика по части интерпретаций Москвы была в этом деле хороша. Долго тренировались.

В городе Умань, небольшом, известном своим ландшафтным парком Софиевка и большой хасидской общиной — ехал по своим делам велосипедист. Зачем надо было бомбить эту мирную, тихую Умань? Зачем надо было убивать этого велосипедиста? Он не был солдатом. Он просто ехал в то утро по своим делам.

Пятиэтажка уездного города Чугуева, что под Харьковым, никак не могла сойти за военную базу. Обычная серенькая блочная хрущеба. В годы Великой отечественной войны 5727 жителей этого маленького города воевали на фронтах в рядах Советской армии; из них погибли более четырёх тысяч. А почему же 24 февраля 2022 года угодил снаряд в эту несчастную пятиэтажку — погиб подросток, и было ему 14 лет. Зачем?

И много, много еще было убитых и раненых, началась эвакуация, весь мир облетели кадры из бомбоубежищ, из киевского и харьковского метро.

Как это интерпретировать? Оказывается, это все преступления украинских националистов…

— Вася, ты совсем серый, ты бы, может, прилег?

Вот чертова кукла, и куда глаза мои глядели, когда я на ней женился? На гладкие ноги, на эту ровную, красивую грудь? На молодость эту глупую купился, которая, кажется, в ее теле навсегда — идут годы, а Вика всегда свежа, бодра, подтянута. За семь лет нашей жизни это, кажется, первый случай, когда супруга решила продемонстрировать заботу о муже. Или я так никогда не выглядел?

Сейчас бы выпить — тысячу лет не пил; Вас знал за собой — дурен спьяну. Как его руководителем назначили, так и перестал выпивать, не пристало начальнику.

У них с Викой в доме имелся запас на случай гостей, да редко извлекался. Может, извлечь? Рюмочку…

Женился он на этой дуре лакированной… Как в янтаре, застывшей в своей олимпийской невозмутимости.

— Все нормально, Вика, не мешай мне работать.

Только незадача — он работать уже не мог, к горлу уже подступала ядовитая кислота.

Вас с самого начала пребывал в каком-то ступоре, если честно. Работал он на автомате, координировал действия отдела, в котором был начальником, подключился к редакционной летучке.

Люди были бледны. Даже шеф — бледен, хотя для многих из них эта война не стала первой. Здесь матерые ребята собрались.

Но как-то сразу стало ясно: теперь все иначе. Люди говорили на пониженных тонах, вежливо, без обычных шуточек, без разносов главреда, поводили головами, вздыхали: «Что творится…. Дааааа».

Руководитель бизнес-отдела с лицом, растянутым от происходящего, как резина, доложил: рынку конец. Рушится рынок, рубль дорожает стремительно. Всему п…ц.

Шеф изволил напомнить:

— Никаких анонимных источников про боевые действия. Нельзя, нельзя.

Задумался, поводя огромным носом. И велел еще:

— Всю информацию из Украины только через меня.

Вас не сдержался:

— Да как же так?

— Не начинай!

Шеф хотел выматериться, но сдержался — тут были женщины.

— Понимать надо, — выдавил он свое любимое.

А ведь и за это тебе придется отвечать, мелькнуло в нечесаной башке Васа. Ты ведь сейчас начинаешь выступать, как прямо «Голос Саурона», с этой гнилой вонючей пастью его.

Должность такая. Ты всегда хотел возвыситься — что теперь стенаешь? Среднее руководящее звено. Заслужил. Теперь хлебай. Хлебай, полной ложкой жри.

Нет, коллеги-то поймут, не осудят, им самим муторно.

Поймут, но ведь запомнят — все эти указивки не твоего авторства, конечно, и даже не нашего руководства — это повыше, это из Кремля или РКН — но передавал-то их ты. Преступные приказы отданы не тобой, но ты их распространитель и ты их реализуешь, вот такое дело…

— Вася, что там с рублем? — крикнула Викуся из другой комнаты. — Что он сказал?

Надо же, услышала летучку — ну и слух, как у фенека. Причем избирательный: слышит всегда только то, что нужно ей.

— Пиздец рублю, — мрачно ответил Вас.

— Хорошо, что у нас все в евро, — невозмутимо сказала жена.

 

4.

 

https://www.youtube.com/watch?v=NfJBdNirseA

 

СПЕЦОПЕРАЦИЯ РФ НА УКРАИНЕ ЯВЛЯЕТСЯ НЕ НАЧАЛОМ ВОЙНЫ, А ПРЕДОТВРАЩЕНИЕМ ВОЙНЫ ГЛОБАЛЬНОЙ — ЗАХАРОВА

ПЕСКОВ: В ИДЕАЛЕ НУЖНО ОСВОБОДИТЬ УКРАИНУ, ЗАЧИСТИТЬ ЕЕ ОТ НАЦИСТОВ, ПРОНАЦИСТСКИ НАСТРОЕННЫХ ЛЮДЕЙ

 

Вечером Вас написал шефу:

«Я увольняюсь, Федор Сергеевич».

Тот перезвонил сразу.

— Василий, ну что, блядь, ты удумал?

— Не могу я…

Шеф помолчал.

— Ты приезжай, приезжай в офис. Поговорим. Завтра приезжай.

— Да без надобности, Федор Сергеевич. Я твердо решил.

— Василий, ты сейчас вот сгоряча. А надо, надо остыть, — принялся расстеливать шеф. — Ты сегодня очень много работал, я тебе отпуск дам большой и премию. Я и сам… Понимать надо! Я понимаю. Думаешь, я не понимаю, что вы понимаете? А я поболее вашего-то… Но сейчас нам надо, надо работать. Что ж ты, Василий, сразу так… вот, как бы сказать, в кусты, как прижало. Раньше-то переживали, и сейчас переживем.

— Федор Сергеевич, да поймите, мы такой геббельсовщиной занимаемся! Это не моя работа — я ведь журналист, я не холуй кремлевский… Моя страна людей убивает! А мы… Мы же обеляем убийства эти! Войну развязали!

Шеф помолчал.

— Не надо так по телефону, не надо… — сказал он шепотом, и Вас представил себе хорошо знакомый кабинет с вечно работающим телеэкраном, компьютером, Т-образным столом для заседаний и летучек, во главе которого грузно восседает Арбузов и короткими толстыми пальцами щиплет себя за сало щек… Понимать надо!

— Ты, Вася, отдохни, поспи. Вот можешь выпить. Я не могу, мне нельзя. А ты — можешь. Выпей. А завтра приезжай…

— Приеду. С заявлением.

Шеф помолчал, вздохнул и сказал едва слышно:

— Что ж, приезжай, я подпишу… Я понимаю.

Разговор этот состоялся во второй половине четверга, когда Вас пошел выносить мусор, и проходил исключительно в его гудящей и мало что соображающей голове.

С ним здоровались соседи, Вас рассеянно отвечал. Парнишка с пятого этажа понес под мышкой выгуливать надменно морщащую нос коричневую таксу. Знакомый из другого подъезда ходил вокруг своего спорткара — великолепный автомобиль, красивый, оранжевого цвета, напоминающий бегуна на старте — сейчас как рванет, не догнать… Васов автомобиль стоял рядом, грязнющий — все никак не мог собраться съездить, помыть.

Дворники сгребали широкими лопатами снег в большую грязную кучу под стеной дома. Из кучи торчал ствол облетевшей новогодней елки, на котором еще серебрилась мишура.

Не то ожидали от нового, 2022 года, не то.

Проковыляла обиженная, как всегда, на весь свет баба Люда, ругалась на стайку подростков, которые повадились на скамейках в саду пиво пить и бутылки разбрасывать.

Все, как обычно, только Васу казалось, что между ним и этой обыденностью отныне встала толстенная непрошибаемая преграда, и ему еще было очень, очень холодно.

К этому времени российские военные захватили ЧАЭС, приблизились к Херсону и бомбили, бомбили, бомбили: президент Украины Владимир Зеленский к концу проклятого дня сообщил о 137 погибших. В Херсонской области от обстрелов погибли двое детей — а им бы жить. Зато была захвачена Каховская ГЭС. Стоит Каховская ГЭС жизни двоих детей?

В селе Липецкое Подольского района Одесской области российские войска обстреляли военную часть. Завалы разбирали весь день. Там погибли 22 человека, в том числе 11 женщин.

В городе Угледар Донецкой области снаряды попали в больницу. Четыре мирных жителя погибли, десять ранены, среди раненых — шесть медиков. Сколько больниц будет еще разрушено в ходе этой войны? До сих пор больницы были местом спасения жизней, но сегодня все стало иначе.

А школы, сколько школ будет разрушено? Сколько всего будет разрушено-то?

Но Минобороны России гордо отчиталось о том, что из строя удалось вывести 11 аэродромов ВВС Украины, трех командных пунктов, пункта базирования ВМС, 18 РЛС ЗРК С-300 и «Бук — М1», боевой вертолет и четыре беспилотных летательных аппарата «Байрактар ТБ-2».

«Байрактаров», турецких БПЛА, боялись — грозное оружие. Об их уничтожении повадились сообщать особенно часто, Украина столько «Байрактаров» не закупила, сколько их там «уничтожили». Это потом переключились на HIMARS.

Когда Вас обрабатывал эти сводки, ему в голову пришло сравнение, что есть в этом что-то от игр пацанов: с таким вкусом, с таким увлечением, с таким огнем в глазах перечисляли военные названия военной техники — пацанским. Любят мужики армейское железо, любят (Вас не любил и не понимал). В мирное время оно бы ничего; в военное за этими терминами стояли жизни.

137 человек унесла война в первый же день — только с украинской стороны, Россия же о своих потерях не сообщала, зато радостно рапортовала о том, что наступление развивается по плану, задачи первого дня спецоперации — так войну велено было называть, и никак иначе — выполнены.

Вас выкинул мусорное ведро. В саду горели фонари, он был ярко освещен, и на детской площадке, в крошечной хоккейной коробке еще играл чей-то ребенок, водимый папашей за руку. Ребенок смеялся, и смех его звонко разносился по двору.

Раньше-то никаких детских площадок не было, да и фонарей тоже — их разбивали моментально, укутывались темнотой и в той темноте сидели темными фигурами. А теперь — есть, удобно, чисто.

Как обидно!

Уволиться. Какая решительность.

Уйти. Не участвовать.

Хотя бы так.

Храбрый заяц.

​

5.
 

https://www.youtube.com/watch?v=CT3_4Dyk-1A
 

ЛАВРОВ: РФ ВСЕГДА БУДЕТ ГОТОВА К ДИАЛОГУ, КОТОРЫЙ ВЕРНЕТ НАС К СПРАВЕДЛИВОСТИ И ПРИНЦИПАМ УСТАВА ООН
ПУТИН: ДЕЙСТВИЯ РФ НА УКРАИНЕ — ВЫНУЖДЕННАЯ МЕРА
 

А разговор-то ведь — был. Только совсем иначе он выстроился и результат вышел противоположный. Пришлось ехать на очное совещание — Вас вызвал такси; не мог сейчас вести машину. Руки не дрожали — отплясывали, выписывали совсем уже неприличные кренделя. Он прятал их в карманы.
Такси встало в пробке, конечно же, и Вас немного опоздал. Вошел и услышал:
— Нам необходимо перестроить работу.
Арбузов сердито поглядел на вошедшего.
Шеф находился в самом что ни на есть вельможном состоянии. Он только что вернулся с самых что ни на есть верхов. Когда он спускался с верхов, даже двойной подбородок с выемкой посередине задирался до потолка. Речь его, обычно суетливая, дробная, звучала речью не мальчика, но мужа.
— С сегодняшнего дня мы работаем в условиях военного времени. Я полагаю, что это понимают все.
Руководители отделов сидели тихо, внимали. Сонно моргали: встали в шесть утра, а их еще и в офис выдернули.
Да и сказать-то нечего.
— Я полагаю, все также понимают, каковы последствия принятия вами неверных решений. Сфера информации, наша работа сейчас приобретают особую важность. Наша страна, наше государство в состоянии… специальной операции. Наш долг в эти тяжелые дни — помогать государству. Наша задача — продолжать информировать подписчиков и общественность, не нарушая при этом законодательства и не причиняя вреда редакции. Не причиняя. Это первое, на что вы теперь должны обратить внимание. Особое внимание на фейки…
— Фейки?
— Да, именно. Фейки. О специальной военной операции. Все, что не исходит от наших компетентных органов по данной тематике — это фейки…
— О как.
Арбузов с официального тона сбился, закрутил нервно головой.
— Вы там не это, не надо, не надо вот этого. Вы что, не понимаете? Понимать надо! Так вот, лучше не публиковать, если не уверен, чем опубликовать фейк — сразу такой штраф выпишут, что мало не покажется. И вообще — работаем очень аккуратно. То, что мы могли себе позволить раньше — теперь не позволяется. Никаких ваших этих вот… Только официальная информация. Почему сегодня вышел вот этот материал? Что за дурак писал?
Он помахал листочками.
— Можно посмотреть? — спросил Вас.
Шеф брезгливо перекинул ему распечатку. Это была статья о антивоенном митинге в Москве.
— А что не так?
Вас этого материала еще не читал. Это вышло без него.
Шеф словно ждал этого вопроса, чтобы взорваться.
— Что не так? Что? Ты еще спрашиваешь, Власьев, что не так? Меня сейчас за этот материал так там вздрючили! Сам главный редактор всея Руси, понимать надо! Я второй инфаркт получу! Авторов ко мне после совещания! Я вам, понимаешь, а вы мне… Почему в статье приводятся данные ОВД-Инфо? Да еще выше ментовских?
«Пантелеева, наверное, творчество. Сочувственно написано к митингующим», — подумал Вас.
— Но мы иногда берем у них данные, они…
— Никаких неофициальных данных больше не может быть, понятно? Кто они такие, откуда знают, эти «инфо». «Инфо»! Никаких больше «инфо».
Шеф выдохнул, почесал нос.
— Или вот. Как передает наш корреспондент, задержания проводились жестко. Нет, ты мне скажи — кто надоумил писать «передает наш корреспондент», а? Это же оценочное суждение от лица редакции! Кому жестко, а кому — в рамках закона…
— Федор Сергеевич, да там мордой парня в асфальт положили, били, руки выкрутили…
— И что? В первый раз, что ли? Что, что тут вообще такого? Десять лет уже мордой об асфальт. Асфальт уже сняли везде, плитка давно лежит, а морды все равно прикладывают об асфальт, вот как так? Любой привыкнет, и вам пора. Что ж вы не можете научиться митинги отписывать так, чтобы самих об это самое… Нельзя ж так. Что ты… Пишите, коли приспичило: «по данным очевидцев, проводятся задержания», и хватит, хватит. Никаких морд. Никаких эпитетов, никаких. Мы не это, не «Медуза». И самое главное. Откуда взялся этот эпитет — антивоенный?
Настала тишина в кабинете, присутствующие недоуменно переглядывались, но сказать что-то не решались уже: обширное лицо шефа приобрело малиновую окраску, а на лбу образовались глубокие складки, в которых собирался пот и стекал прямо на нос. Шеф сдувал капли, выпятив нижнюю губу, и приобретал вид несколько невменяемый. Такое иногда случалось — обычно после визита в верха.
— Откуда, спрашиваю? А? Никогда такого слова не употреблять! Забыть! Понимать надо!
— А, ну правильно, — догадался вдруг руководитель бизнес-отдела. — У нас же не война, у нас же спецоперация.
— Вот! Именно! — прохрипел шеф. — Вот ты, Михаил Александрович, почему-то умный, хоть и не политик, а Василий Сергеевич — глупый. Какой на хрен антивоенный, если у нас войны нет. Василий! Ну что молчишь! Всем передашь — пишем: на несогласованном митинге… обязательно указать: несогласованный. На несогласованном митинге были задержаны, по данным МВД, сколько там? Тысяча человек. Вот так и надо работать.
— А что, повод для митинга вообще не указывать?
— Нет, — буркнул Арбузов. — Кому это интересно? Кто надо, и так знает. А мы дали, и все, и не это самое.
Кто-то шевельнулся. Шеф смерил всех суровым взглядом.
— Главная наша задача — не навреди. Бдительность, бдительность и еще раз бдительность, — твердо впечатал он.
Все встали, кто-то кашлянул, кто-то спросил:
— И как вы полагаете, Федор Сергеевич, надолго это?
Шеф помолчал, тщательно обдумывая ответ. Он так тщательно его обдумывал, что все успели покинуть кабинет, а Арбузов с облегчением расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и стал потихоньку приобретать человеческое обличие, словно сдувался и выпускал из себя воздух кремлевского коридора.
— Надолго… Кто ж знает, — задумчиво пробормотал он, барабаня пальцами по столу. — Как бы не навсегда… Кто ж знает. Если сейчас Зеленский побежит или еще что с ним случится — скоро все закончится. Если нет… Даже думать не хочется. Василий, ты что-то спросить хотел?
— Очень хочется бросить все к черту и уйти, Федор Сергеевич, — сказал Вас.
Арбузов окончательно скинул с себя последствия совещания в верхах. Он снял пиджак, откинулся на спинку стула и невесело улыбнулся.
— Хочется, хочется. А куда?
Вас молчал.
— Я на пенсию могу, да, на пенсию… Слова никто не скажет. А если мы с тобой сейчас уйдем — всю редакцию подставим. Трусливенько, трусливенько. А редакцию, Василий, надо, надо сохранить. Она у нас уникальна.
— Уникальный журналистский коллектив…
— Именно так. И не смейся, о людях подумай. На нас с тобой забота о них, на нас… Да и что ты будешь делать, если уйдешь?
Вас пожал плечами.
— Не знаю. Уеду.
— Опять-таки — есть куда? Ты нужен кому-то там? Здесь ты очень нужен, а где еще? Здесь у тебя задача — любой ценой редакцию сохранить.
— Ценой лжи? Позора? — спросил Вас.
Шеф рассердился.
— Василий, давай мне тут это не надо вот этого. Ты освещаешь политику государства, то есть делаешь свою работу, и точка. А за саму эту политику ты не в коем разе… Что есть, про то и пишешь, честно пишешь, без прикрас, между прочим. Ты что это вдруг вздумал… И не надо мне тут, не надо, а то я ж могу… Знаешь что, я тебя думаю повысить до своего первого зама. Понял? Во что бы то ни стало спасать редакцию. А то навесят нам «иноагента», если что не так, и поминай, как звали. Вот твоя задача на время вой… блядь, спецоперации: всю фигню не пропускать. Стать даже не шлагбаумом — его обойти легче легкого. Ты гермозатвором стань. Знаешь, как в метро эти ворота, которые наглухо запечатывают? Что бы ни струйки, ни звука того, что может вызвать неудовольствие. Нельзя нам с ними сейчас вот это самое… Мигом закроют.
Вас сидел, ошеломленный. Раньше бы как обрадовался, ох, как бы возликовал — первый зам шефа, высота, это же выше любой мечты! Какие перспективы… Какая удача!
А сейчас — усталость ощутил и дышать стал тяжело, словно накинули удавку.
Шеф попыхтел, пощипал щеку.
— Ты, Вас, не думай, мы все нормальные люди. Все, все всё понимают. Но — надо, надо. И вот что я скажу: только ты справишься. У тебя такое чутье на крамолу, что даже я иногда не понимаю, как ты это определяешь. Мне иногда сам главред всея Руси звонит: это херьте, чтобы ни звука — а ты уже зарубил… Молодец! Все, давай, завтра приказом оформлю. Но на особое повышение зарплаты не надейся, чуть-чуть накинем…
Вас встал, чуть было не отдал честь и пошагал к двери.
— Василий, ты это… по телефону старайся поменьше… Не надо, не надо. Если что, ты сюда иди, здесь говорить будем, — сказал ему в спину шеф. — Да, а за заметку про протест штраф тебе в три тысячи автору и тебе — три... Нет, пять. Чтобы запомнил.
Вас запомнил. Хорошо запомнил.
Он вообще был паренек памятливый.
 

https://www.youtube.com/watch?v=vRqsHWo5Rb0&t=25s