23 сентября 1942 года на сопке Сахарная Голова под Новороссийском попала в перестрелку группа разведчиков. В этой перестрелке погиб возглавлявший группу поэт Павел Давыдович Коган. Ему было всего 24 года.
Говорить о Павле Когане — дело тяжелое, потому что приходится поднимать темы трудные и неприятные.
Романтик, и при всем том довольно радикален в своих взглядах. Искренне верил в коммунизм. Возможно, был причастен к аресту Ландау. При жизни не публиковался, хотя его творчество знали… Его «Бригантину», которую поэт, кстати, совершенно не воспринимал всерьез, с подачи Визбора позже пела вся бардовская тусовка в обязательном порядке…
Коган — далеко не самый сильный поэт, он не успел повзрослеть и раскрыться, но иногда «выстреливал» настоящими шедеврами. Вот знаменитое и прекрасно описывающее себя:
«Я с детства не любил овал!
Я с детства угол рисовал!»
(на это программное стихотворение 1936 года в 1944 году откликнулся Наум Коржавин:
«Меня, как видно, Бог не звал
И вкусом не снабдил утонченным.
Я с детства полюбил овал
За то, что он такой законченный»).
Коган принадлежал к перспективному и сильному «поколению ифлийцев», почти полностью выбитому войной (студентов ИФЛИ, Московского института философии, литературы и истории имени Н. Г. Чернышевского). «По коридорам ИФЛИ стихотворцы бродили косяками», — писал прозаик и публицист Владимир Кардин.
Павел Коган родился 4 июля 1918 года в Киеве, в 1922 году Коганы переехали в Москву. В 1936-1939 годах учился в ИФЛИ, в Литинституте имени Горького на поэтическом семинаре Ильи Сельвинского вместе с Александром Яшиным, Сергеем Наровчатовым, Михаилом Кульчицким, Давидом Самойловым, Борисом Слуцким. Протопал на своих двоих все центральную Россию — и эти путешествия по деревням, где он видел сгоняемое в колхозы раскулачиваемое крестьянство, сильно подорвали его юношеский пыл и задор.
Его друг и соавтор «Бригантины» Георгий Лепский говорил, что с тех пор Павел «омрачался налётами щемящей тоски», причинами которой, по его мнению, могли быть и «юношеские перепады настроения», и «суровые ветры времени».
Ездил с геологами в экспедиции (в Армении в такой экспедиции его застала война). Был освобожден от призыва по близорукости, но, выучив наизусть таблицу окулиста, закончил военный институт иняза и стал военным переводчиком в разведотряде. Мог бы служить при штабе, но напросился на боевые задания и погиб в бою…
Был женат на Елене Каган, которая затем взяла себе псевдоним Ржевская по городу Ржев, где начался ее боевой путь военного переводчика — от Ржева до самого Берлина. Та самая легендарная Елена Моисеевна Ржевская, которая потом участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания и расследовании обстоятельств его самоубийства.
«На кого ты, девушка, похожа?
Не на ту ль, которую забыл
В те года, когда смелей и строже
И, наверно, много лучше был?
Ветер.
Ветер.
Ветер тополиный
Золотую песню расплескал...
И бежит от песни след полынный —
Тонкая и дальняя тоска...
На кого ты, девушка, похожа?
На года, надолго, навсегда
По ночам меня тоской тревожит
Горькой песни горькая беда».
Это Коган ей писал в страшном 1937 году...
В его творчестве в полной мере ощущается глубокий разлом эпохи, раздвоенность, расколотый мир, несочетаемые сочетания… Он был горячим поклонником Грина, Гумилева, Есенина, Багрицкого.
Романтика — и репрессии. Как это можно совместить? Никак.
С одной стороны:
«Снова месяц висит ятаганом,
На ветру догорает лист.
Утром рано из Зурбагана
Корабли отплывают в Лисс».
С другой:
«Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков».
С одной стороны — полное понимание происходящего, удивительное для совсем еще юного поэта:
«Авантюристы, мы искали подвиг,
Мечтатели, мы бредили боями,
А век велел — на выгребные ямы!
А век командовал: "В шеренгу по два!»
С другой:
«Мы ели тыквенную кашу,
Видали Родину в дыму,
В лице молочниц и мамаши
Мы били контру на дому».
Жить с таким расколотым мироощущением долго невозможно. Ифлийцы погибли молодыми. Пережили войну единицы, и среди них — Давид Самойлов, вспоминавший своего друга: «Павел был стремителен, резок, умен, раздражителен и нарочито отважен. Любил рассказывать о хулиганской компании, в которой провел отрочество, и готов был ввязаться в драку. В нем было еще много мальчишеского, даже во внешности — юношеская худоба, «остроугольность», длинные худые руки. Но лицо его было резко очерчено. Глаза, чуть близорукие и оттого чуть прищуренные, смотрели проницательно и упрямо, иногда с тайной грустью, которая как будто не соответствовала энергичной натуре Павла. Около рта — скорбная складка. Ему самому не свойствен был юмор. Но иногда он смеялся, громко и сухо выталкивая звуки».
Подробнее остановимся на деле Ландау и роли Когана в нем.
Лев Давидович Ландау и его коллега-физик, ближайший помощник и соратник Моисей Абрамович Корец в 1938 году пришли к выводу о том, что «советская власть действует не в интересах трудящихся, а в интересах узкой правящей группы; что в интересах страны свержение существующего правительства и создание в СССР государства, сохраняющего колхозы и государственную собственность на предприятия, но построенную по типу буржуазно-демократических государств».
В том же году физики пишут листовку, текст которой стоит привести целиком:
«Товарищи! Великое дело Октябрьской революции подло предано. Страна затоплена потоками крови и грязи. Миллионы невинных людей брошены в тюрьмы, и никто не может знать, когда придет его очередь. Хозяйство разваливается. Надвигается голод. Разве вы не видите, товарищи, что сталинская клика совершила фашистский переворот. Социализм остался только на страницах окончательно изолгавшихся газет. В своей бешеной ненависти к настоящему социализму Сталин сравнился с Гитлером и Муссолини. Разрушая ради сохранения своей власти страну, Сталин превращает ее в легкую добычу озверелого немецкого фашизма. Единственный выход для рабочего класса и всех трудящихся нашей страны — это решительная борьба против сталинского и гитлеровского фашизма, борьба за социализм.
Товарищи, организуйтесь! Не бойтесь палачей из НКВД. Они способны избивать только беззащитных заключенных, ловить ни о чем не подозревающих невинных людей, разворовывать народное имущество и выдумывать нелепые судебные процессы о несуществующих заговорах.
Товарищи, вступайте в Антифашистскую Рабочую Партию. Налаживайте связь с ее Московским Комитетом. Организуйте на предприятиях группы АРП. Налаживайте подпольную технику. Агитацией и пропагандой подготавливайте массовое движение за социализм.
Сталинский фашизм держится только на нашей неорганизованности. Пролетариат нашей страны, сбросившей власть царя и капиталистов, сумеет сбросить фашистского диктатора и его клику.
Да здравствует 1 Мая — день борьбы за социализм! Московский комитет Антифашистской Рабочей Партии».
Удивительно храбро и удивительно наивно. И для 1938 года — фатально.
Надо сказать, что Корец уже к тому времени подвергался аресту по делу УФТИ — Украинского физтеха, в котором он работал до переезда в Москву. В 1935 году Кореца исключили из УФТИ с формулировкой «за сокрытие социального происхождения», а 28 ноября 1935 года он был арестован НКВД по Харьковской области по обвинению в агитации за срыв оборонных заказов (ничего не напоминает?). Но тогда для Кореца закончилось все сравнительно легко: за него вступился Ландау, и уже получивший полтора года заключения Корец был освобожден «в связи с недостатком материалов обвинения». Случалось и такое.
Павел Коган 23 апреля 1938 года взял у Кореца текст листовки для размножения. Коган якобы, как пишут в некоторых источниках, от имени группы студентов ИФЛИ взял на себя распространение листовки по почте перед первомайскими праздниками.
27 апреля Корец, Ландау и еще один сотрудник московского Института физических проблем Юрий Борисович Румер были арестованы. Ландау просидел год в тюрьме и был выпущен благодаря заступничеству Нильса Бора и П.Л. Капицы. Кореца приговорили к десяти годам, отправили в Печорлаг, затем он получил еще «десятку», был амнистирован 18 марта 1952 года, отбыв 14 лет в ИТЛ. До 1958 года находился в ссылке. Румера приговорили к 10 годам заключения, в заключении работал в «шарашке» под Омском, затем в Таганроге (в «шарашке» сидел в одной камере с Туполевым и Королевым), срок отбыл полностью, после отбытия был сослан в Енисейск, затем переехал в Новосибирск, где его как ссыльного два года не брали на работу в вузы …
В общем, печальная история сталинских времен.
По вопросу о причастности Когана и его жены Елены Ржевской к этому делу до сих пор идут острые споры. Я просмотрел большое количество статей по этому делу и нигде не нашел прямых доказательств причастности к этому делу Когана или его жены. Так, например, делались попытки доказать причастность Ржевской на основании того, что она потом участвовала в поисках тела Гитлера в Берлине, что, по мнению, в частности, Петра Волковицкого, было невозможно без согласия НКВД (см статью «Петр Волковицкий: К делу Ландау»). Даже если это так, на мой взгляд, причастности супругов к делу Ландау это не доказывает.
Судя по материалам дела, провокатор был. Но кто он? В деле не называлось фамилий.
Сам великий физик нигде не говорил про Когана. Судя по всему, он не знал, кто сдал группу. Более того, младший брат Елены Ржевской Юрий Каган успешно сдал в 1951 году теорминимум Ландау и был приглашен Львом Давидовичем к себе в аспирантуру…
Вот Корец — тот был убежден, что их сдал Коган. Корец рассказывал, что Когана знал давно, еще ребенком, затем встречался с ним в 36-м году и вел разговоры о том, что потом было изложено в листовке Ландау-Кореца: «Однажды в середине апреля Коган заявил, что он и его товарищи — человека 4-5, ждать больше не желают и будут действовать, что им необходимо только руководство, совет, указание. Он предлагал захватить радиостанцию им. Коминтерна и передать по радио мысль а/с характера, но я с ним по этому поводу не был согласен. Я сказал тогда Когану, что если уж действовать, то надо выпустить листовку и обратиться к общественному мнению — разослать листовки по адресам, имеющимся в адресных книгах. Причем написать листовку я взялся сам».
Любопытно, что Корец говорит о Ландау: «Советоваться я поехал к Ландау. Ландау заявил, что всякую борьбу он считает абсолютно безнадежной, что у меня затея — сплошной авантюризм, обреченный на провал, что хотя листовка и будет иметь большое к/р значение, но польза от этого будет в первую голову фашизму, а не второму туру борьбы за социализм, который если и начнется, то только лет через десять. Я настаивал, что такая листовка начнет подготовлять людей к этому туру, что никогда не бывает слишком рано, что какое нам дело, кто кого побьет. В конце концов, Ландау согласился на то, чтобы я теоретически руководил этими людьми, категорически возражая против какого бы то ни было организационного участия и против того, чтобы видел я Павлика чаще раза в месяц».
«… Я передал Когану написанный моей рукой текст листовки и потребовал, чтобы он немедленно по приезде домой переписал бы ее, а мой оригинал уничтожил. Следующая встреча произошла вечером 27-го. Он мне сообщил, что из четырехсот напечатанных экземпляров годными оказалось только штук сто, остальные расползлись. Тогда я дал ему бумагу с тем, чтобы они все же отпечатали еще триста экземпляров и разослали их не позже 29-го апреля. Через полчаса я был арестован».
Я взял эти цитаты из книги «Светская жизнь Льва Ландау» Г.Е. Горелика. Вот еще одна: «Кореца озадачивало безразличие следствия к Когану, о нем вопросов не было, и к моменту суда у Кореца появилось страшное подозрение о роли юного поэта во всей этой истории. Дело Кореца слушалось в суде осенью 1939 года, через полгода после того, как Ландау был освобожден, а перед тем отказался от всех своих показаний. Видимо, до Кореца как-то довели изменение ситуации, и на суде он уже заявил, что Ландау к листовке не имел никакого отношения и что все делал он, Корец, один: «Я виноват в том, что написал листовку, за что должен понести наказание. Я признаю, что почерк в листовке мой».
Однако в конце заседания на вопрос председателя суда, чем подсудимый желает дополнить судебное следствие, Корец дополнил: «дело возникло в связи с умышленной провокацией со стороны Когана, который не был привлечен по моему делу в качестве свидетеля». Корец обратился к суду с просьбой вызвать Когана в качестве свидетеля, но суд, посовещавшись, отклонил его просьбу на том основании, что и без того все ясно: Корец свои действия признал и за них должен отвечать».
Однако в этой же книге говорится: «Даже не зная первых рассказов самого Кореца — в первые дни после ареста — об истории его общения с Коганом, очень трудно вписать в эту историю подозрение в провокации. Прежде всего не видно причин, по которым ежовским правоохранникам могла понадобиться такая провокация. Если уже выдуманных преступлений хватило для того, чтобы расстрелять в Харькове шестерых сотрудников УФТИ, в том числе Шубникова и Розенкевича, то зачем нужно что-то еще для расправы с Корецом и Ландау, проходившими по тому же делу!? Не вписывается такое подозрение в короткую жизнь Павла Когана и в его гибель на фронте, куда он ушел добровольцем. Не вписывается такое и в характер Павла Когана, о котором остались яркие рассказы близко его знавших, начиная с самого Кореца, но особенно подробно — в воспоминаниях поэта Давида Самойлова; обратим внимание, что Корец не применил слово «предательство», считая, вероятно, такое несовместимым с прямым и твердым характером известного ему Когана. Не вписывается такое и в стихи, которые Коган писал в 1939-41 годах, и в его отношение к дружбе…»
И это очень точно подмечено — не вписывается. Не похоже на Когана.
Более того, физик академик Исаак Халатников упоминал, что в листовке, помимо вышеприведенного текста, цитировались «антисталинские стихи Когана». Правда, других сведений об этом я не нашел.
В статье Михаила Хейфеца 1991 года утверждается, что провокатором был все-таки Коган. Основанием для такого утверждения послужило заявление дочери Кореца Натальи: «Отец никому не называл имени Когана. Во-первых, подозревал, что гибель Павла на фронте была формой самоубийства. И, главное, была жива мать Когана. А теперь она умерла — и я, согласно его воле, имею право назвать это имя».
Также выдвигались предположения, что провокатором мог быть кто-то из окружения Павла Когана из ИФЛИ.
Некоторые считали, что Коган и его жена были слишком молоды для таких дел, но когда это останавливало органы?
И все же, все же доказательств недостаточно. Неубедительно. А вот что точно известно о Когане, так это то, что он очень ценил и ставил превыше всего — дружбу…
«И когда мне скомандует пуля «не торопиться»
И последний выдох на снегу воронку выжжет
(Ты должен выжить, я хочу, чтобы ты выжил),
Ты прости мне тогда, что я не писал тебе писем».
(из стихотворения «Письмо», посвящённого Лепскому)
С другой стороны — мог он ошибиться? Дать слабину? Или по каким-то соображениям своим пойти на сотрудничество со всесильными органами? Мог.
«Так пусть же в горечь и в награду
Потомки скажут про меня:
"Он жил. Он думал. Часто падал.
Но веку он не изменял".
(Вступление к поэме «Щорс»)
А то, что в ИФЛИ существовали антисталинистские группы — это факт. «В 1939 году я поступил в знаменитый ИФЛИ, Московский институт философии, литературы и истории — у нас на курсе существовала и была разоблачена антисталинистская террористическая группа, все ее участники были осуждены», — рассказывал в одном из интервью ифлиец, философ и писатель Александр Зиновьев.
«[Ифлийцы] быстро осознали, на каком острове в назревавшем кошмаре репрессивных тридцатых годов они оказались, в какой институт и с какой традицией они попали», — вспоминал историк Александр Иосифович Неусыхин, заведовавший в ИФЛИ кафедрой средневековой истории.
И это неудивительно: в этом институте собралось на редкость талантливое, молодое — не отягощенное возрастными привычками к страху и опасливой оглядке — пылкое и искреннее общество. Они не ставили под сомнение сами идеи коммунизма. Но они считали, что Сталин извращает эти идеи…
И вот это было очень в характере Павла Когана.
Многое из написанного Коганом не сохранилось. «Последнего стихотворения Павла действительно не знает никто. А может быть, и нескольких его стихотворений», — пишет внучка поэта, филолог и переводчик (видимо, это у них семейное!) Любовь Борисовна Сумм в статье «Ткёт что-то белое время-портниха».
Перед войной Павел задумал большой роман в стихах «Владимир Рогов». Читал друзьям куски из романа… Самойлов вспоминает, что роман «был сложно задуман, черты автобиографические переплетались с историей времени и с патетическим предвидением будущего. Он писался как эпопея, до того, как наше поколение обрело эпопею. И в этом была особая смелость».
Не успел написать, погиб.
Коган не любил записывать стихи, предпочитал диктовать их Елене и читать вслух друзьям. Но архив, тем не менее, сохранился и в 1956 году отец Когана взялся, по выражению Л.Б. Сумм, «разбирать его черновики». Тут-то и сыграла роль дружба: в дом Коганов потянулись друзья-товарищи и несли клочки бумаги с переписанными стихами поэта.
В марте 2022 года Любовь Борисовну задержали на Пушкинской площади в Москве за чтение стихотворения Некрасова «Внимая ужасам войны», входящего в школьную программу. В апреле судья Тверского райсуда Утешев С.В. назначил административное наказание по статье о распространении сведений, направленных на дискредитацию Вооружённых сил РФ в связи с проведением специальной операции. Ее оштрафовали на 50 тыс. рублей.
В материалах дела говорится: «Сумм Л.Б., находясь в общественном месте по адресу: г. Москва, Пушкинская площадь, д. 1, демонстрировала средство наглядной агитации — плакат с тестом «...», выражая тем самым свое негативное мнение, созвучное по содержанию с размещенным на интернет cайте «...» анализом стихотворения Некрасова Н.А. «Внимая ужасам войны», содержащим лозунг «Мы против войны», направленным на негативное отношение к проводимой Вооруженными Силами Российской Федерации спецоперации на Украине, направленное на подрыв доверия правильности совершаемых Вооруженными силами Российской Федерации в соответствии с решением Президента Российской Федерации, одобренным Советом Федерации Федерального Собрания Российской Федерации от 22 февраля 2022 года действий в ходе спецоперации на Украине, то есть осуществила публичные действия, направленные на дискредитацию Вооруженных сил Российской Федерации, не носящие признаки уголовного деяния, которые квалифицированы по ч. 1 ст. 20.3.3 КоАП РФ».
«Представленный защитником ответ Ассоциации «Гильдия словесников» об отнесении стихотворения Некрасова Н.А. «Внимая ужасам войны» к школьной программе не влияет на доказанность по делу использования Сумм Л.Б. части данного стиха в целях выражения своего публичного мнения относительно проводимых на день выявления правонарушения военных действий Вооруженных суд РФ за пределами Российской Федерации», — посчитали в суде.
Да. Некрасова цитировать нынче — дело рискованное. Но ее деда тоже, знаете ли…
«Мы кончены. Мы понимаем сами,
Потомки викингов, преемники пиратов:
Честнейшие — мы были подлецами,
Смелейшие — мы были ренегаты.
Я понимаю всё. И я не спорю.
Жестокий век идёт железным трактом
Я говорю: "Да здравствует история!" -
И головою падаю под трактор».
Карл Рамаль
Comments